— Так вот, значит, фон возрос, и кажется, что тарелки уже побаиваются приближаться к кремнякам. Возле тех сейчас только типы какие-то обкуренные болтаются. Я сначала не понимала, с чего бы это, но Дмитрий объяснил. Слушай, а они и в самом деле по лаве ходить могут?..
Я вспомнил выгнутое в беззвучном вопле тело Михая и закрыл глаза.
— Не надо об этом.
Теперь уже Лялькины ладони легли на мои:
— Извини.
— Да ничего… А может, это и к лучшему, что люди получили возможность подходить к кремнякам. Целее будут во время этих боевых действий…
Я вдруг замер, поняв, что сказал, и ошеломленно уставился на Ляльку:
— Слушай, а тебе это и вправду не напоминает какое-то сражение?
Лариса отняла от моих рук свои ладони:
— Знаешь, мне и одного Дмитрия хватает.
Я промолчал, потому что, вспомнив про боевые действия, вспомнил и про обстрел, под который недавно попал. Вернее, я все время помнил о нем, но это было тем единственным, про что я не рассказал Ляльке. Зачем лишний раз женщину волновать, как заметил в свое время Мельниченко? Это — дело мужское. Да и, в конце концов, основным в этой ситуации было то, что у кого-то, кроме Мельниченка, появилось огнестрельное оружие. Мне стало как-то неуютно, когда я посмотрел на свой нож, который уже вычищенный лежал рядом. Надо отыскать что-то посерьезнее… Оружие владеет миром… Я огляделся. Торчим тут, словно те тополи на Плющихе. Однако и в погребах я прятаться не собираюсь! Будь что будет… Просто надо найти что-то посерьезнее. А пока…
— Слушай, Ляль, а может, нам и вправду на полигон мотнуться?
— Я же говорила: мне и одного Дмитрия…
— Подожди. Не в этом дело. Давай я объясню тебе то, что ты знаешь гораздо лучше меня. Ведь я разговаривал с Вячеславом Архиповичем и окончательно убедился в том, что за документами кто-то охотится. Сейчас они неизвестно где, а сам прибор, разобранный, лежит на полигоне. Давай хоть его на всякий случай сохраним.
Лялька задумчиво вглядывалась в перспективу проезда. Где-то невдалеке снова громыхнуло, и земля чуть вздрогнула. Мне показалось, что послышались испуганные вскрики, но скорее это были отзвуки от стука падающего камня.
«Странно, — подумал я, — проклятая катаклизма идет своим ходом, а мы даже не шевелимся. Вот что означает привычка, которая, как известно, есть второй натурой».
— Значит, он тебе почти все рассказал, — послышалось с Лялькиной стороны.
Она провела ладонью по лицу и бросила на меня быстрый взгляд:
— Документы у нас.
— Как у вас? — не удержался я от удивления.
— У нас. И все время у нас были. В Димкином кофре. А ты думаешь, с какой радости он все время его с собой таскал?
Это — что касается первого впечатления о человеке. Черт его знает, может, я и вправду к Дмитрию Анатольевичу несправедливо отношусь?..
Несколько мужчин пробежали мимо дивана, даже не взглянув на нас. Я провел их взглядом. Через минуту, на протяжении которой я переваривал сказанное Лялькой, они пробежали назад. Но уже с несколькими женщинами, присоединившимися к ним.
— Кстати, — произнесла Лялька так, словно успокаивала меня, — ты был прав, когда говорил, что дядя Слава намекал о том, чтобы передать документы именно тебе.
— Ну и что ж вы не передали? — скрипнул я зубами.
— Тогда уверены не были, а потом… Сам же видишь, что ситуация изменилась.
Позади, почти вплотную к нам, раздался громкий гудок автомобиля. Мы обернулись. Лялька — резко, а я несколько замедленно, чувствуя, что стадо событий вышло из состояния оцепенения и снова начинает набирать скорость.
Водитель синего ЛАЗа, открыв двери, размахивал рукой:
— Чего расселись? Вы бы еще легли! Уберите мебель с дороги — проехать невозможно!
Сунув нож за пояс, я приподнял тяжеленный, как гроб, диван за один край и развернул его вдоль переулка. Проехать теперь было можно, но я не дал автобусу этого сделать, подойдя к водителю. Лялька топала сзади.
— Куда это вас несет? — спросил я.
Водитель взглянул на мои джинсы, покрытые кровавыми пятнами, зацепился взглядом за нож и утомленно потер лоб.
— Да вот, людей собираю. Мирошник попросила. Хочет с теми глыбами побороться.
— И каким же образом? Ведь это не за колорадскими жуками по полю бегать.
Водитель только развел руками:
— А черт ее знает!.. Однако делать что-то надо. У меня самого теща во время извержения погибла.
Я заглянул в салон. В нем сдержанно перешептывалось человек с пятнадцать. В проходе между сиденьями лежал израненный парень, покрытый разлохмаченным кожаным полушубком и окровавленными цепями.
— А это что такое?
Разговоры в салоне прекратились.
— Экземпляр сатаниста, — ответил интеллигентного вида мужчина, поправляя на носу очки в тонкой оправе. — Здесь рядом тарелка кремняка атаковала, а возле него в это время пяток таких вот типов болталось. Четверо после взрыва сразу погибло, а этот — ничего. Только контузило. Не оставлять же его там. Хотя и никчемный, но человек же.
— И куда вы его?
— К Людмиле Георгиевне. Пусть она сама с ним решает.
Я обернулся к стоящей рядом Ляльке:
— Садись. Поехали к Мирошничихе.
— А Дмитрий?
— Посмотри назад.