Ад

— И чей же это приказ? Пригожи, Мельниченка или еще кого-то? — спросил я, лихорадочно пытаясь затянуть время.

— Совести. Совести приказ, Роман Ефимович, — серьезно ответил Гемонович. Лишь в глазах у него на мгновение вспыхнули злобно-насмешливые искорки.

Неожиданно что-то зашуршало в воздухе, и один из спортивных приятелей Гемоновича, ойкнув, упал на колени.

— А ну разойдись! Всем разойтись к чертям собачьим! — шипела Лялька, сжимая в руках увесистую арматурину. И когда она успела ее найти?.. Даже больше того: когда она успела в себя-то прийти?

А Лариса Леонидовна уже снова поднимала железяку, готовясь ко второму удару. Но в это время другой приятель Гемоновича, крякнув, прыгнул вперед и, схватившись за ржавый прут, крутанул его, выдирая из женских рук. Лялька не выпустила арматуру, а так, как я ее когда-то учил, пытаясь вырастить из нее боевую подругу, сделала «винт», заставляя напавшего сделать то, чего он хотел от нее: то есть упасть на землю. Тот упал. Одновременно упал и я, делая Гемоновичу подсечку. Тот тоже свалился, но успел сделать «мост» и через голову снова вскочил на ноги. Это я заметил краем глаза, поскольку, продолжая круговое движение, сбил-таки с ног третьего приятеля Гегемона и, крутнувшись, чтобы уйти из-под удара Юркиной ноги, сам ударил его под колено. Он пошатнулся. Я вскочил. Редкие прохожие испуганно-равнодушно обходили нас стороной.

А мы дрались. Дрались молча и могли похвастаться тем, что оборонялись на хорошем уровне, несмотря на все наши предыдущие испытания. Я защищался от троицы во главе с Гемоновичем. Лялька соревновалась с парнем, которого только что засандалила арматуриной по спине. И я гордился ею. Это была моя Лялька. Лялька, которая всегда была в восторге от риска и мужской силы. Лялька, которая презирала женскую манерность и разговоры о тряпках. Лялька, которая любила меня и меня ненавидела. Вот она поймала-таки ребром ладони шею своего неприятеля, и тот, схватившись руками за горло, завалился на асфальт. К сожалению, Гемонович тоже заметил это и метнулся к ним.

— Лялька, осторожно! — успел я выкрикнуть перед тем, как что-то тяжелое бухнуло меня по затылку, и я сунулся вперед, роя носом землю.

Пришел я в сознание оттого, что нечто тупое и холодное билось в мою скулу. Скосил глаза и увидел короткий ствол пистолета, зажатого в крепком кулачище. Поднял глаза повыше. Злой Гемонович склонился надо мной:

— Очухался, паскуда?.. Некогда мне с тобой антимонии разводить! Где ружье?

«Боже, — медленно подумал я, — на кой черт оно тебе сдалось?..»

— Выбросил, — прохрипел.

Ствол пистолета снова больно уперся в скулу. Даже дыхание перехватило.

— Слушай, ты!.. Ты уже давно у меня под богом ходишь. Если б ситуация не изменилась, то уже и остыл бы. Впрочем, я и сейчас долго с тобой разговаривать не стану. Где ружье?.. Считаю до трех…

— Отпустите его, дураки!.. Нет у нас никакого ружья, — услышал я будто сквозь вату.

Медленно повернул голову и увидел Ляльку, крепко удерживаемую двумя «спортсменами». Третий так и продолжал лежать на земле. Лариса билась в руках юнцов, словно рыба на крючке, выгибаясь всем телом и беспомощно кусая губы.

— Нет у нас того ружья, нет!..

— Где? — коротко и тяжело выдохнул Гемонович.

— У Дмитрия оно, у Дмитрия! У мужа моего. Ищите его, ищите, если найдете!..

«Напрасно ты, Лялька, — подумало что-то внутри меня, — напрасно… Не надо было бы…» Но Гегемон уже выпрямлялся, так и не отведя черного зрачка пистолета от моего лица.

— Вот оно как, — присвистнул. — Классический треугольник наоборот: подруга — с бывшим мужем, а настоящий-то муженек — тю-тю…

— Ну, ты… — шевельнулся было я, но сразу же получил ногой по печени. Даже в глазах снова потемнело.

— Спокойно. — Гегемон на мгновение задумался, а потом снова наклонился ко мне. — Таким вот образом, дружище Ромка: Лариса Леонидовна остается у нас, а ты идешь и ищешь своего правопреемника по супружескому ложу. Через два часа или приводишь его сюда, или… Красивая бабонька — Лариса. Ловкая, — прибавил он, криво улыбаясь. — Мы будем… — он огляделся по сторонам, — мы будем ждать вас, Роман Ефимович, вот в том магазинчике.

И он указал на ступени мини-маркета, над которыми странным образом сбереглась вывеска, с названием «Пятачок» и веселым розовым поросенком, изображенным на ней. Я почувствовал, что никогда больше не стану лакомиться свининой.

— Через два часа, Роман Ефимович, — повторил Гегемон, играя пистолетом, и обернулся к парням, держащим Ляльку. — Пошли, ребята!..

Лариса снова было начала сопротивляться, но ее легко подняли в воздух и потащили к магазину. А я остался сидеть посреди улицы, уставившись в пустое пространство перед собой, по которому иногда пробегали невыразительные тени перепуганных людей. Ни одна из них не задержалась возле меня. А может, я просто уже и не существовал на этом свете?

Впрочем, какие-то мысли еще шевелились в скользком сером веществе.