Ад

Переговоры длились недолго. Несколько раз Айк отрицательно качал головой, но, очевидно, должен был согласиться с какими-то аргументами Гегемона, потому что в конце концов махнул рукой и обратился к толпе:

— Братва! Все вы видели силу светосиятельного. Эти лохи, которые только что находились за пару километров отсюда, его волей оказались рядом, ожидая нашего приговора. И мы, объединенные великой волей к спасению, вынесем его. Честно и справедливо.

Толпища одобрительно загудела, а я был поражен тем, что такое наивное надувательство может иметь место в конце второго тысячелетия в цивилизованной Украине. Пусть и с добавкой «почти». Впрочем, в последнее десятилетие у нас и не такое место имело. Что было неопровержимым фактом.

Тем временем Гемонович возвратился к Пригоже и что-то ему прошептал. Тот быстренько потрусил к автобусу. Солидность его снова полиняла. Я даже пожалел парня: как это оно — постоянно из огня да в полымя. Так и заболеть можно.

Несколько оранжевожилетчиков остались в толпе вместе с Гегемоном, бросая иногда иронические взгляды на окружающую среду: считали, наверное, ее безопасно-игрушечной. Но они ошибались. Среда бурлила. И я не думал, что ей хотелось крови. Она хотела зрелищ. И хромая зараза Айк их все-таки устроил.

— Все мы желаем смерти врагам нашим и их помощничкам, — рассудительно начал он. — Но пусть это решает светосиятельный и его каменные слуги. Если чмо Михай перейдет на ту сторону лавы, не вколов спасительного зелья, — поднял Айк над головой шприц, извлеченный неизвестно откуда, — то мы оставим его самого и его девчонку живыми. А тех трех лохов, — он обернулся к Гемоновичу, — отпустим с нашими друзьями по их просьбе, в ожидании того, что они сами накажут их. Но если каменный слуга заберет жизнь Михая, то мы заберем жизнь и его девчонки, а…

— Магистр, я же просил тебя, — вдруг негромко, но с нажимом сказал Гемонович.

Айк было замялся, но, дернув плечами, продолжил:

— …а эту голимую троицу таки отдадим нашим друзьям. Но только под торжественную клятву относительно их сурового наказания, назначенного вместе с нами. Я кончил, и пусть свершится воля светосиятельного!..

Толпа расступилась, освобождая путь к лавовому озерцу, к которому двое охранников потащили Михая, оторвав от него Лианну. Вся она была измазана кровью парня, и казалось, что ее вырвали из Михаевых объятий прямо с мясом. Вот она упала, но мгновенно вскочила и снова было бросилась за мужчинами, но какая-то грудастая тетка ловко схватила ее за волосы и, крутанув на месте, снова бросила девушку на землю.

— Цыть, лярва! — взвизгнула она. — Лежи, а то глаза выдеру!

Михай обернулся и выдавил разбитым ртом:

— Не надо, Лианна! Не надо, солнышко мое! Все будет хорошо. Подожди меня. Ты же умеешь ждать. Ничего со мной не случится. Верь мне. Главное — верь. А ты, Айк, — болезненно (или презрительно?) скривившись, обратился он к магистру, — дурак! И шутки у тебя дурацкие! Я тебе потом все это подробнее объясню.

Один из охранников ударил Михая в спину, и он упал на колени на самом берегу огненного озерца, едва не ударившись лицом об лаву. Мне показалось, что лицо у него задымилось.

Это было мгновение, когда я не выдержал и бросился было к парню, но что-то острое уперлось мне в живот. Упитанный верзила с блуждающей улыбкой на грязной морде выставил вперед нож. Красивый такой. Изящный. Ручной работы. С калиброванным, наверное, лезвием. Сантиметров в двадцать длиной.

— Поиграем, братан? — вяло протянул он. — В казаков-разбойников.

Рядом что-то бухнуло. Я скосил глаза и увидел рядом тело Алексиевского, которое бессильно расплылось по асфальту. Он не шевелился, крепко сжав мохнатой рукой свой портфель. Бабий же, замерший после того, как нас вытянули из киоска, так и стоял, бессмысленно разинув рот. В одной руке у него был кофр, в другой — видеокамера.

Михай медленно поднялся, харкнув кровью на раскаленную лаву. Только зашипело. Потом выпрямился, расправил плечи и насмешливым взглядом обвел толпу. Вдруг его глаза встретились с моими и, как мне показалось, на миг потеплели. Он хотел что-то сказать, но вдруг порывисто обернулся и застыл, оглядывая красноватое озерцо с пятном бабешки посредине.

— Светосиятельный, говоришь?.. Каменные слуги его, говоришь?.. Ну-ну…

И я вспомнил первый, такой далекий, день своего пребывания в Гременце. И битое стекло на асфальте бульвара, и босые ноги, с веселым остервенением топчущиеся по нему. И понял, что Михай может сделать это. Да и Айк, наверное, знал. Просто хотел выйти из неудобного положения с наименьшими потерями. Но сейчас он волновал меня меньше всего.

— Соберись, парень, — прошептал я. — Соберись. Ты сможешь.

Я не видел лица Михая. Видел только его чуть согнутую спину, которая напряглась, когда он сделал свой первый шаг. Мне будто ступни обожгло. Даже больно стало.

— Расколотый, — произнес Михай в тишине.

— Континент, — он сделал второй шаг.

— Ржавым-покрыт-пеплом, — еще три быстрых шага.

— Я — ангел, — тихонечко прошелестел кто-то в толпе.

— Диссидент, — подхватило еще несколько голосов.