Как-то в конце ноября Даша вернулась домой с работы и прямо в прихожей стала привычно определять, кто дома. Ну, Дениска, это понятно. Мать, кажется, тоже, вот стоит ее сумка, а вот и ее осенние ботинки, которым сто лет в обед. А Юльки нет, во всяком случае, ее курточка на вешалке не висит, да и тапочки ее на месте. Странно. Обычно в это время девочка сидит у них. Неужели заболела? Или с Раисой что-нибудь случилось?
Даша быстро переобулась и прошла в «запроходную» комнату к брату, попутно отметив, что матери в передней комнате нет. Вроде бы ее и на кухне не было. В туалете, наверное, решила девушка.
— Привет. А где твоя невеста?
Денис и бровью не повел, все поддразнивания сестры он пропускал мимо ушей.
— У стоматолога. Пришла, как обычно, после школы, у нее уже с утра зуб ныл, а тут разболелся так, что невозможно терпеть. Мамы тоже нет, так что я сейчас буду тебя кормить яичницей собственного изготовления.
— Как это — мамы нет? — удивилась Даша. — А где она?
— Ушла куда-то, сказала, вернется не скоро. Может, гуляет.
— Погоди, куда это она ушла без сумки? И без ботинок. Она в тапках ушла, что ли?
— Даш, я не знаю, — Денис с досадой дернул плечом. — Мама зашла ко мне, сказала, что уходит, поцеловала и ушла. Дверь за ней хлопнула. Всё, больше ничего не знаю. Я тут сижу, от компа не отрываюсь. А чего ты переполошилась? Может, она к соседке пошла, к тете Рите, потому и ботинки не надела, и сумку не взяла.
— Да, действительно, — Даша сразу успокоилась. И как ей такое простое объяснение в голову не пришло? Все-таки Дениска у них умница. Но плохо, что мать ушла к тете Рите, опять небось нажрутся под завязку, тетя Рита та еще штучка, сама гульнуть любит и мать-дуру с панталыку сбивает. Хотя, с другой стороны, мать в последние месяцы такая странная, на себя не похожая, может, и к лучшему, если она развеется немного.
— Я не понял, ты есть-то будешь? — спросил Денис. — Кормить тебя?
— Я сама поем, сиди спокойно, — ответила она и пошла переодеваться.
Скинув джинсы и свитер, Даша влезла в старенький халатик и направилась в ванную вымыть руки. Открыла дверь и обмерла.
Лиза лежала в воде, и вода была почему-то красноватой. Лицо матери, бледное и спокойное, не вызывало тревоги, наоборот, говорило, казалось, о глубоком сне. Только сны ей снились, наверное, печальные. На полу валялась открытая опасная бритва. Дашин рассудок судорожно цеплялся за мелочи, которые могли бы отодвинуть момент страшного и окончательного осознания. Откуда у них в доме опасная бритва? Дядя Родик жил у них давно, так давно, что теперь и не вспомнить, какой бритвой он пользовался, но вряд ли опасной, в те времена опасными бритвами мужчины уже не брились. Или брились? Наверное, бритва осталась от дедушки, это же его квартира, он жил здесь с бабушкой до того, как переехал в Дмитров, сама Даша этого не помнила, это все случилось задолго до ее рождения, но мама рассказывала…
И только тут она смогла закричать.
Уже уехала милиция и Лизу увезли в морг, уже примчались Юля и даже Раиса, а Денис все сидел неподвижно перед выключенным компьютером и смотрел на темный экран монитора. В ушах звенел истерический голос Даши:
— Что ты сидишь?! Там мама… Она умерла! Все из-за тебя, урод несчастный! Иди посмотри, что она с собой сделала! Нет, это ты с ней сделал!
Он помнил, как испугался, как развернул кресло и покатился вслед за Дашей, помнил распахнутую дверь ванной и кроваво-розовую воду, помнил белое, как бумага, мамино лицо, помнил свой ужас, который так и оставался до сих пор ужасом, не перейдя в горе. Горя Денис пока не чувствовал, он еще не понял, что мамы больше нет и никогда не будет, но зато он остро ощущал собственную вину.
— Ты сидел за своим дурацким компьютером, нацепил наушники и играл в свои идиотские «стрелялки»! — кричала Даша, пока они ждали милицию и врачей. — Ты ничего не слышал, а мама в это время вены себе резала. Ты во всем виноват, ты и твой расчудесный папочка, вы оба ее довели, вы всю жизнь ей сломали, он — своей подлостью, а ты — своей болезнью. Если бы не вы, она была бы жива и счастлива!
Денис не пытался оценивать справедливость слов сестры, он понимал одно: мама попрощалась с ним, поцеловала его, налила воду в ванну и перерезала вены, а он сидел за стенкой, всего в нескольких метрах от нее, и ничего не слышал из-за раздававшейся в наушниках стрельбы, и ничего не почувствовал, не удержал маму, не помешал ей, не остановил. Даша права, он виноват, он страшно виноват.
— Не казни себя, — уговаривала его Раиса, — твоя мама приняла решение и выполнила его. Она сделала так, как ей лучше.
— Но я же мог ее остановить!
— Не мог. Остановил бы в этот раз — она сделала бы то же самое потом. Она сама так решила, понимаешь?
— А я мог сделать что-нибудь, чтобы она решила по-другому? — спросил Денис.
— Этого никто не знает. И бессмысленно об этом думать сейчас.
— А о чем надо думать?