— Не дождешься, — рассмеялась она. — Про любимого мужа — только хорошее. Я имела в виду, что с годами поняла, насколько ты не похож на всех нас. А тогда, в детстве, я тебя ужасно боялась. Господи, Андрюша, кажется, это было совсем недавно, всё так свежо в памяти, словно только вчера произошло, а на самом деле так давно… Даже страшно.
— Почти сорок лет, — кивнул он. — Действительно страшно. Сорок лет мы знаем друг друга. Сорок лет ты беззаветно любишь Родьку. Это просто немыслимо! Если бы мне кто-нибудь рассказал, я бы не поверил, что такое бывает.
— Но поскольку ты видишь это собственными глазами, то веришь, — поддела его Люба. — Ой, мы уже почти приехали! Надо же, так заболтались, что я и дорогу не заметила. Повезло мне, что ты к вечеру оказался на месте и так рано собрался домой, ты же обычно гораздо позже уезжаешь.
Андрей притормозил возле арки, ведущей во двор дома Романовых, но въезжать не стал и заглушил двигатель.
— Что случилось? — обеспокоенно спросила Люба, которой предстояло тащить домой груду пакетов, и она рассчитывала, что Андрей довезет ее до самого подъезда. — Ты не будешь заезжать во двор? Мне уже выходить?
Андрей молчал, не отрывая глаз от светящейся вывески над обменным пунктом, расположенным у въезда в арку. В этом обменнике Люба и Родислав всегда в день зарплаты меняли российские рубли на доллары, чтобы потом по мере необходимости производить обратную операцию и менять доллары на рубли, но уже по более высокому курсу. Только таким способом можно было хоть как-то уберечь свои доходы от инфляции.
— Знаешь, почему я сегодня так рано еду с работы? — спросил Бегорский неожиданно глухим голосом. — Мне нужно помочь Вере собрать вещи.
— Она едет в отпуск? — удивилась Люба. — Одна? Вы же всегда ездили вместе, втроем.
— Она уезжает. Совсем.
— Я не поняла, — растерянно проговорила Люба. — Что значит — уезжает совсем? Куда?
— Переезжает к родителям в Томилин. Мы разводимся.
— Господи! — ахнула Люба. — Как же так? Почему? Вы ведь никогда не ссорились, у вас все было так хорошо…
— Да, все было хорошо, — повторил Андрей. — И в один прекрасный день Вера сказала, что больше не может со мной жить, забирает Ленку и возвращается к родителям.
— Но почему? — недоумевала она. — Почему она не может с тобой жить? Ты что, бил ее, плохо обращался, ревновал, денег не давал? Что ты мог сделать такого, после чего с тобой стало невозможно жить?
— Я не знаю, — вздохнул он. — Ты знаешь меня почти сорок лет, ты прекрасно понимаешь, что я никогда не подниму руку на женщину и не буду плохо с ней обращаться, ты знаешь, что я не ревнивый и не жадный. Ну скажи хоть ты мне, чем я мог так провиниться, чтобы со мной невозможно было жить.
— А Вера сама что говорит?
— Говорит, что я очень хороший человек, честный и порядочный, добрый и щедрый, но жить со мной невозможно. Я тебе дословно передаю то, что она мне сказала, никакой отсебятины. В общем, — он набрал в грудь побольше воздуха и развернулся к Любе всем корпусом, — я тебе это сказал не для того, чтобы ты меня жалела, а просто чтобы объяснить, почему я сегодня так рано еду из офиса. Ну и заодно чтобы ты знала, что мы с Верой разводимся.
— А Родик знает?
— Знает, я ему сегодня утром сказал. Но я хотел, чтобы ты узнала об этом от меня, а не от Родика. Так полагается между старыми друзьями. Вера забирает Ленку, теперь я смогу видеть ее очень редко. Мне придется пожертвовать своими отцовскими чувствами, чтобы сохранить позицию.
— Какую позицию? Ты о чем?
— Я о самоуважении, Любаша. Я мог бы упираться, унижаться, просить, умолять, обещать, что больше так не буду, хотя видит бог — я не знаю, как именно, я мог бы не давать Вере развод, начать судиться за право оставить дочь себе, пригрозить бросить Веру без копейки и без помощи — я много чего мог предпринять, чтобы не приносить эту жертву, но в результате я утратил бы преимущества своей позиции — я утратил бы право уважать самого себя. Но это я так, к слову о нашем споре по поводу шахмат. Так что ты еще подумай над моими словами, в них есть рациональное зерно.
Он завел двигатель и стал поворачивать в арку. Возле подъезда он остановил машину, помог Любе вытащить из багажника и с заднего сиденья пакеты и донес до лифта.
— Может, тебе помочь до квартиры дотащить? — предложил он.
— Не нужно, Андрюша, спасибо. Дальше я сама. Ты поезжай.
Он молча кивнул и пошел к двери, ведущей на улицу.
— И не забудь, — крикнул он, пока Люба заносила пакеты в лифт, придерживая дверь ногой, — сразу после твоего отпуска ты начинаешь заниматься вождением и ходить в автошколу, а на юбилей Родька подарит тебе машину. Это будет правильно во всех отношениях!
— Хорошо! — со смехом откликнулась Люба.