Ад

— А спесь, мил-друг, от необоснованных амбиций. Она ведь сначала поняла, что непохожа на других, потом слегка искусственно усилила это обстоятельство, а потом искренне в него поверила. Коль она такая необыкновенная и ни на кого не похожая, то ее должна ждать поистине необыкновенная, нерядовая судьба. То есть сперва она сделала себя ни на кого не похожей, а потом стала ждать от жизни всяческих подарков и наград за это. А подарков чего-то нет и нет, равно как и наград. Да, в университет на филфак она поступила легко и без протекции, это правда. Но это — единственное, что ей в жизни удалось. А так-то что она собой представляет? Ни копейки собственным трудом не заработала…

— А переводы? — перебил его Камень. — Ворон говорил, что она делает переводы с английского и с немецкого, у нее в университете второй язык был немецкий.

— Ой, я тебя умоляю! — рассмеялся Змей. — Сколько там платят за эти переводы? И кому вообще нужны переводы стихов в России конца двадцатого века? Никому. Ну заработала она пару раз по три копейки, так тут же их на себя саму и истратила. Я же говорю о том, что она в семейный бюджет не вкладывает, то есть семье не помогает никак. Она даже посуду ленится помыть, это для нее слишком грубо и приземленно, а она же такая небесная, в том смысле, что неземная… Родислав несколько раз предлагал ей принять участие в переговорах в качестве переводчика, так она отказалась. Попросил контракт перевести на немецкий — снова отказалась, хотя отец ей хорошие деньги за это предлагал. Не для нее это, видите ли, слишком низко, слишком грубо, это оскорбляет ее нежные чувства, не для того она учила языки, и какие-то там колбасы и машины для изготовления мясного фарша не могут стоять в одном ряду с великой английской поэзией. В общем, все понятно. Ничего наша Леля собой такого особенного не представляет, ничего она в жизни не добилась и не достигла, замуж не вышла, детей не родила, на работу не устроилась, карьеру не делает. Значит, что?

— Значит, идет в ход отрицание ценностей, которые ей недоступны, — подхватил Камень. — Замуж не вышла? Так не за кого, они же все тупые и примитивные. Карьеру не делает? Только потому, что все кругом тупые и примитивные и не понимают, как нужна людям английская поэзия. Все остальное отсюда вытекает. Наша Леля ничего не хочет делать, она хочет только быть необыкновенной и страдать, вот это ей по-настоящему нравится. Ведь посмотри, сколько у нее свободного времени! Она могла бы матери помочь по хозяйству, она могла бы дедом заниматься, могла бы, в конце концов, помогать Ларисе с малышом, та бы ей только благодарна была. Леля могла бы все это делать и чувствовать свою нужность, полезность, а она? Наслаждается своей бесполезностью и невостребованностью, потому что это еще один повод пострадать. Так вот хоть Вадима возьми: ведь до сих пор она об этом человеке мечтает и стихи ему посвящает! Это ж уму непостижимо! Хотя погоди-ка, — нахмурился Камень, — тут что-то не сходится.

— Например, что?

— Она же Вадима совсем не знает, если верить Ворону и тебе. Неизвестно, как он относится к искусству, любит ли поэзию, тонкий ли он. Как же можно по нему страдать? А вдруг он такой же тупой и примитивный, как все остальные в ее глазах?

— Так в этом и есть смысл страдания, как же ты не понимаешь! — воскликнул Змей с досадой. — Леля влюблена в него с детства. При этом ничего о нем не знает и, что самое главное, не хочет знать. Она боится этого знания. А вдруг он окажется не таким, каким она его себе намечтала? Пока она о нем ничего не знает, он может оставаться для нее прекрасным принцем, о котором можно день и ночь мечтать, а ну как он не оправдает надежд? Что ей тогда делать? О ком мечтать? О ком страдать?

— Думаешь? — с сомнением переспросил Камень.

— Уверен. Если бы я был не прав, она бы уже давно с ним познакомилась. Ведь сколько раз они сталкивались в подъезде, на лестнице, во дворе у дома — не перечесть! И Вадим, поскольку он парень воспитанный, всегда ей улыбался.

— А она?

— Она глаза опустит и мимо проходит. Да что проходит — проскакивает как ужаленная, вместо того чтобы поздороваться и заговорить! Отсюда вывод: она ищет не знакомства, а страдания на дистанции.

— Да, — задумчиво протянул Камень, — дела… Бедная девочка! Что-то я еще хотел у тебя спросить, да запамятовал…

— Давай, вспоминай, а то мне по делам надо сползать.

— Куда? — встревожился Камень. — Далеко? Надолго?

— Далеко. А вот надолго или нет — пока не знаю, как пойдет. Приятель у меня захворал в Южной Африке, надо побыть с ним, поддержать, помочь. Как поправится — сразу вернусь. Ну, вспомнил?

— Нет… Черт, память подводить стала. Наверное, я старею, — пожаловался Камень. — Кости болят, суставы ноют, боюсь, как бы не подагра, да и радикулит замучил, спать не дает, а теперь вот и голова сдает позиции. Зачем придумали вечность, если старость не отменили, а?

— Ну, ты уж не прибедняйся, — усмехнулся Змей, — ты еще огурец. Со стороны на тебя посмотришь…

— Есть! — завопил Камень радостно. — Вспомнил! Вспомнил, что хотел спросить.

— Валяй, — разрешил Змей.