Почти отключалась. Хотя нет, временами это все же происходило. Скатывалась на бок, но то и дело подползала ближе. Рука уже не держала. Вот так погибнуть, упав с огромной высоты. Невозможно. Только не в шаге от свободы.
На территорию Академии залетали через дырку в куполе. Дрон отметился и здесь. Внизу стояли преподаватели и залатывали мерцающую вязь. В испуге они сделали несколько шагов назад, а кто-то даже упал на снег, прикрывая голову руками, когда Дрон пролетал над ними. Остановился лишь у самой столовой, где после обеда выходили разомлевшие адепты. Крики и вопли не стали сюрпризом и здесь, но из толпы послышались знакомые голоса:
– Оборванка! Сейчас Дракон сожрет тебя!
– Он прилетел по твою душу, оборванка!
– Иди же встречай свою смерть!
Пятикурсницы Бри, Оник и Виета толкали Илону вперед, заставляя девушку в страхе спотыкаться о выступы камней. Они еще не видели наездника, а лишь старались отойти как можно дальше в толпе, выталкивая вперед младшекурсников.
– Сохрани это, Дрон. – Петра вложила папку в пасть Дракону.
Злость родилась в душе самопроизвольно. Она не принадлежала девушке, а была чужой, будто созданной искусственно. Чернильные плети спеленали Илону и поставили на ноги, поддерживая, но не успокоились на этом. Схватив злодеек за горло, ленты подняли их над землей, сжимая тонкие шеи все сильнее.
– Петра, отпусти их! – прогрохотал Грон, появившийся на поле вместе с Пракиром.
– Я… не могу… – прошелестел ветер.
Вконец ослабевшая девушка упала на колени, а потом и на снег, погружаясь во тьму.
Голова раскалывалась на части. Петра лежала на кушетке в медицинском корпусе и пыталась прийти в себя, а главное – разлепить веки. Не получалось. Даже пальцем пошевелить не получалось.
– Какого Дракона ты перенес ее в свою Академию? – сокрушался Грон.
Ему удавалось кричать, не повышая голоса, но Петриция слышала каждое слово.
– Я думал, так будет лучше. Оттуда бы она никуда не делась…
– Делась! Ты хоть понимаешь, что мог натворить?
– Но она ведь жива. Ей успели оказать помощь… – в голосе Пракира проскальзывало недовольство.
– С чего ты вообще хранишь смертельные артефакты без защиты? Яд чудом не добрался до сердца!
– Я не приглашаю к себе в спальню гостей.
– Так с чего же перенес ее?
– Не подумал.
– В последнее время ты стал слишком взбалмошным и непредсказуемым, но сегодня перешел все границы.
– Не указывай мне, как жить.
– Хочу лишь, чтобы ты понял, к чему могут привести необдуманные поступки. Пойдем. Она очнется лишь к утру.
– Я виновен единожды, но это не означает, что являюсь злом.
«Хуже, чем зло…» – подумала девушка, поддаваясь напору сна.
Она уже не слышала, как под покровом ночи двери открылись вновь. Не видела, как неизменная троица пятикурсниц зашла в светлую комнатку. Не чувствовала, как безвольное тело парило, поддерживаемое струями воздуха, как его направляли за территорию Академии прямо через центральные ворота мимо спящего привратника. Не знала, как, будучи запертым в магической клетке, бесновался Дрон, пытаясь проломить зачарованные сплетениями прутья. Сознание приходило на доли секунд и возвращалось в холодное марево.
– Спасибо, дамы. Вы неподражаемы.
– Мы ждем оплату и надеемся, что больше не увидим ее. А вы знали, что она…
– Неважно. У меня нет времени на ваши сплетни.
Мешок с золотыми монетами перекочевал из рук в руки, согревая веселым звоном души тех, кто продавался многократно. Аккуратно взяв Петру на руки, мужчина в темном плаще, закрывающем лицо, разместился в дорожной карете. Поскрипывающий дормез уносился далеко прочь под падающими хлопьями снега. Уносился туда, где начинался личный ад для той, что отчаянно хотела жить…
Стены Императорского Дворца слышали всякое, но всегда оставались безмолвными в ответ. Какие только тайны и интриги не затевались под сводами высоких потолков. Комнаты скрывали в себе и страсть, и похоть, и гнев, и злобу, и отчаяние. Представители знати проживали здесь постоянно или временно, сменяясь другими семьями. Многочисленные слуги работали круглосуточно на тот случай, если кому-то что-то понадобится. Неконтролируемая масса людей всегда влечет за собой споры, ругани и сплетни. Так было и здесь.
Никто не чурался подслушиваний, если было что слушать. Некоторые – подглядываний, если было через что подглядывать. Тайные ходы и каморки извивались в лабиринтах старинного строения, в чьи нижние подвалы давно не заглядывал люд. Но Винтер эль Абон не гнушался подслушивать и в открытую. Мать приказала ему сблизиться с родным отцом, а ослушаться ее он не мог, хоть и желал всем сердцем. Получал дикое удовольствие оттого, что всегда поступал наперекор. Этой чертой характера гордился, правда, и проблем она доставляла немало. Но ведь без проблем жизнь скучна, не так ли?