Делать нечего - она опять свалилась с книжкой на кровать. Конец истории ей совершенно не понравился. До Синдбада, наконец, дошло, что возить старикашку по острову он не обязан. Все быстрее девочка читала о том, как изобретательный купец угостил своего пассажира забродившими фруктами, а когда тот опьянел, сбросил с плеч и убил. Невероятно глупая сказка! Ничего-то Синдбад не узнал - ни кто этот старик, ни чего ему надо. Его не было - был - его не стало, и ничего не изменилось, как если бы весь смысл только в том, чтобы купец вернулся к себе в Багдад! Тут девочка подумала о бражке из бродящих фруктов и старых алкашах - и почувствовала, будто наелась такой пакости сама, как Эмиль из Леннеберги. Ее снова затошнило, и она метнулась в туалет. На сей раз ее вырвало желчью, прямо как если бы ее зондировали.
Знайка совершенно упала духом. Года через два она будет читать уже "Мастера и Маргариту", увидит там слова Понтия Пилата: "Боги, боги мои! Мой разум не повинуется мне более!" и поймет - это оно и было. Но сейчас у нее не было таких слов. Казалось просто, что воздух стал неподвижен, и кто-то словно переполнял его углекислотой. Чужая комната, и коты словно бы где-то за стеклом (на самом деле оба уселись смотреть в окно), до них не дотянуться, они не услышат, не почувствуют. Все пусто и чуждо. Если девочка останется здесь, то время остановится, сама она станет имбецильной, а мама и бабушка не вернутся уже никогда.
Знайка решила выйти на улицу, там можно было бы что-то предпринять. Она по стеночке пошла к выходу, уронила бабушкин батожок (палку нашла и срезала бабушка, а внучка очистила от коры ее рукоять и украсила резными крестиками, иксиками и спиральками вроде резьбы винта всю остальную поверхность; почему-то бабушка сегодня отправилась в дальний путь без палки, несмотря на свои шпоры). Васька слез с подоконника и прошел вперед. Он побежал по лестнице, потом остановился подождать хозяйку, а та медленно ползла, цепляясь за перила. Нет, до больницы она уже не доберется. Девочка хотела бы прилечь прямо в подъезде, там всегда было прохладно, но тогда ее могли бы принять за пьяницу и вызвать милицию, как однажды случилось с ее отцом. Потому она старательно слезла по лестнице и улеглась на лавочку у входа. Их на самом деле было две - одна пошире, и над нею по решетке поднимался вьюнок. Его цветки сейчас уже дрябли и увядали, но шмели все еще кормились на них. Вторую, узкую, увенчивало странное растение с плодами наподобие колючих огурцов; внутри каждого огурца было что-то вроде сетки, свернутой словно бы дольками, и крупные семена. Девочка села под вьюнком, потом мягко легла на бочок, перевернулась на спину, вяло сбрасывая сланцы. Она вытянулась как в гробу и прикрыла глаза локтем. Не надо было открывать глаз, чтобы видеть, как прилетел и улетел единственный шмель и как Васька плотно устроился в ногах. Тут было светло и прозрачно, но чуждость и неподвижность мира никуда не делись.
...
Маме показалось, что приехал без предупреждения отец девочки и свалился на лавку пьяный. Точно так же падали сюда другие алкоголики, а он вот так вот мучительно прикрывал глаза от света. Мама похолодела и увидела лужицу желчи под лавочкой. Но, уговаривала себя она, муж не собирался приехать, ничего не писал. Его ноги не поместятся сюда, а сейчас хватило места даже для кота. Васька подошел к ней и стал тереться об ноги. Мама рассеянно погладила его. Нет, это дочка. Но неужели пьяная? Неужели гены отца сказались так рано?
- Что произошло? - грозно (а на самом деле испуганно) спросила мама.
Знайка осторожно убрала руку и открыла глаза:
- Мама? Я ничего не сделала...
Нет, с облегчением увидела мама, глаза у нее растерянные, мутные, но трезвые.
- Доченька, что случилось?
- Не знаю... Голова болит. И тошнит.
- Давай сядем и пойдем домой.
- Там душно!
Девочка резко села и чуть не упала назад. Мама подхватила ее под локоть, и она опустила ноги, нащупала сланцы. Мама потрогала дочкин лоб, и тот показался ей горячим - она за доли секунды убедила себя, что лоб горячий.
- Сегодня солнце не печет. Ты что, опять гуляла без панамки?
- Угу.
- Ты что делала?
Девочка рассказала про невылупившуюся стрекозу и про старика, который оседлал Синбада. Пожаловалась, что ничего не понимает. Мама тоже ничего не поняла, подумала, что у дочки начался бред. Но взрослым нельзя ничего не понимать, и она притворилась знающей:
- Это болотные испарения. Пойдем домой.
Знайка снова поползла, цепляясь за перила, теперь вверх, а мама поддерживала ее под локоть. Дома девочка снова повалилась на кровать, мама прикрыла ее простынкой и села на стул напротив. Солнечный удар или какая-то инфекция?
- Все-таки, что случилось?
Дочка еще раз рассказала про стрекозу и старика. Мама вышла, принесла мокрый компресс и осторожно положила дочери на лоб. Та тут же скривилась, как от боли, и тряпку сбросила:
- Не-ет! Больно.