Ад без жала (СИ)

Самой девочке очень больно. То горбатое насекомое, мертвая стрекоза, так и не родилось. Девочка не понимает, при чем тут стрекоза, но голова у нее болит из-за нее. Стрекоза привела в ее мир нелепую, жестокую, случайную смерть - ее рождение должно было стать величайшей удачей и для стрекозы, и для девочки (та еще никогда не видела появление имаго из личинки), но стало жутью, для которой не было слов. И теперь мертвая стрекоза ожила в ее голове и превратилась в смертоносный миф.

Девочка боялась, что стрекоза вырвется и разорвет ее, убьет ее старого кота. Режущие крылья шевелились в голове и делали разумное непонятным. Она действительно могла вырваться - Бенедикт часто видел такое в Аду, так случилось с Элиа - страх воплощается точно, буквально. У девочки действительно могла расколоться голова.

Тогда он подошел, сжал влажные, похолодевшие виски ребенка и не позволил стрекозе родиться. Тут же отступил, чтобы не причинить лишней боли.

Что ж, прощай, малышка-натуралист! Звери стали знаками, а твой Райский Сад погиб. Ты их все еще любишь, но больше никогда не пойдешь на охоту, не сделаешь ни чучела, ни препарата, иначе на волю вырвется хищная стрекоза. Ты немного менее виновна, чем другие дети, но и ты способна причинить смерть просто по детской беззаботности, как причиняешь боль матери. Ты виновата в том, что ты - ребенок (точно так же мальчик Бенедикт годами издевался над своим духовником), что дети растут слишком быстро, у них нет времени понять, что и почему они творят. Может быть, ты создашь бестиарий, но натуралистом тебе не быть!

Отступив, Бенедикт снова устроился в своем углу, стал очень похож на Людвига - когда тот в прежнем, поглощенном времени в полудреме наблюдал свой университет. Задремал и Бенедикт.

***

Девочку Знайкой больше никто не называл - прошло почти четыре года, а детские смыслы так легко поглощаются временем! Перестройка достигла если не своего расцвета, то апогея, и застопорилась. Бабушка не перенесла этого и умерла от сердечного приступа, одна, в огороде. Она обычно не говорила ничего ни о перестройке, ни о Горбачеве, но, кажется, знала о том, что на самом деле происходило до войны. Знала и молчала, а перед смертью ее что-то то ли возмутило, то ли оскорбило, и это было связано именно с прошлым. Незадолго до ее смерти погиб в лисьем капкане Васька, а после похорон ушел и не вернулся Мосий Шило. Мама сразу поседела, растерялась. Девочка была поражена - не существовало, оказывается, строительства коммунизма - были лагеря, и теперь у правительства не будет ни желания, ни времени устроить Нюрнбергский процесс над палачами - потому что победителей нет. И перестал писать отец - но алименты все еще худо-бедно присылал.

Был май, то самое краткое похолодание, когда цветет черемуха. В художественной школе стали выходить на пленэр, учиться писать сложный солнечный свет. Прежде писали натюрморты с одним-двумя источниками искусственного света. Пейзаж создается светом, а темой этого занятия были дома и дворы. Старые дома были как раз за художественной школой, и получилось так, что почти все ученики жили именно там. Они выбрали себе натуру, чаще всего свои собственные дома, и расселись на бревнах. Девочка выбрала себе один интересный дворик и принялась оглядываться. Ей было примерно понятно, на что опирался учитель. Собрались кучевые облака - синеватые, их становилось все больше, они рассеивали слишком сложный свет. Расцвела черемуха - по сравнению с облаками желтоватая, как старая бумага, и создала свои земные облачка. Зелень еще не так груба, как летом, оттенков зеленого сейчас немного. А старые дома отливают серебром. Или нет! Не серебром, их древесина высохла и стала легкой, как скрипки, а провода могут ныть, как струны. Дома похожи не на серебро (ненарисованного серебра девочка никогда не видела), а на алюминий.