Читаем Ад без жала (СИ) полностью

- Вот этот философ, Барух, тоже думает о живом разуме, как и ты. Бенедикт, Барух, твой тезка, ловил и распинал человеческие страсти, как бабочек на булавках, превращал их в аксиомы и теоремы - теперь его ненавидит Евклид, единственного из всех. Бенедикт, простофиля, ты поступал с живым разумом так же?

- Я не смог завершить...

- Твое счастье! И вы не поняли, тупицы оба, что я, юродивый, создавал свои вопросы, чтобы живой разум жил непригвожденным?! Бездарности, оба! Препарируйте наши Красоту, Истину, и Благо, но не смейте...Кха, кха, кха!

- Прости, Сократ, - сказал Простофиля Бенедикт, - Это-то меня и остановило. Платон...

- Еще и Платона приплел!

- Не смог.

- Твое счастье... Барух, закройся. Он тебе не уподобился, ты, пугало! Все-таки покажи, почему нельзя совмещать человека и зверя?

Барух, обиженный, сбросил шляпу. Но то была не шляпа. Кто-то когда-то спилил ему крышу черепа, но и теперь она могла сидеть плотно, как шлем. Сейчас он держал ее ладонью, словно чашу, и это была обыкновенная и сухая мертвая кость, как на медицинском факультете. В черепе открылось примерно то же, что и в глиняном гнезде людей. То, да не то: мозг породил известковые наросты и странные стеклянные пузыри. Простофиля Бенедикт увидел, а Барух, его мнимый тезка, возложил крышку черепа обратно и спрятал все это.

- Что это, Барух?

- Если человек общается с животными, духи болезней проникают в него и формируют вот такие пузыри. Человек становится падалью, его съедают псы и выпускают этих духов-личинок, поселяют их в своих утробах. Мысли человека в этих пузырях замирают и теряют связь с речью - так произошло с твоим собеседником, Сократ.

Еврей снова поклонился и решил уйти.

- Спасибо, мой Барух - ты, Стеклянная Колючка! До свидания, ты свободен.

- А ты все так же тщеславен, мой Сократ. Ты распят своим тщеславием вот под этой кучей разумного мусора.

- Ну да, отступник, ну да, и кому же это мешает?

- Не мне, дорогой учитель, не мне...


***



Философы остались вдвоем. Бенедикт поглядел печально и пусто - стало видно, наконец, что глаза у него голубые. Сократ перехватил взгляд своими бледными глазками, глазками веселой беспечной Горгоны, и не сказал ничего. Тогда, вздохнув, начал Бенедикт.

- Гераклит. Сократ Или даймон. Я был философом, и я был палачом. Потому послушай меня.

- Я слушаю. И соболезную.

- Так вот. Я предполагаю, что тебе известно, как покинуть Ад. Ты не делаешь этого сам, и это грех.

- Я не спрашиваю, из-за чего ты сделал это предположение...

Бенедикт отмахнулся.

- И я могу выпытать это знание. Ты меня понял?

Сократ посмотрел, одобряя, кивнул и отодвинул тряпочку на груди. Кто-то когда-то забил ему меж ребер железный костыль, и костыль этот давно заржавел.

- Хорошо догадался. Я и впрямь знал и не ушел. И Барух прав - я пригвожден здесь. Это место называется Лимб, ваш Данте его видел... Ты все еще думаешь, что я тебе полезен?

- Нет. Не воспользовавшись им, ты сделал свое знание ложным?

- Умница! Я кое-что расскажу тебе все-таки. Первое. Барух не зря говорил о животных. Он ненавидит животную природу человека и старается ее убить.

А Бенедикт потерял счет тем, кого подымал на рога, кого пропарывал рогом, кого разбивал копытами. Он разломал гнездо людей, но это никого не спасло.

- Твой Платон, умирая, превратился в лебедя, так?

- Не знаю. А ты чего это защищаешь звериную природу? Что это ты ей так предан?

- Уж очень вы ею пренебрегали, греки.

- Мы?! Ты мне это говоришь, христианин?

- Ладно. Мы все ею пользовались, презирая.

Игнатия она, природа зверя, спасла во время оно. Спасала всю жизнь, в том числе и от Бенедикта.

- Я не запрещаю. Если хочешь, тупой ты вепрь, становись зверем и разбивай врата вашей Преисподней - только зверем ты их не найдешь.

- Что тогда?

- Подумай.

- Сначала разыщи ворота, потом сноси их, так?

- Сам сказал.

Ничего интересного в этом разговоре не было, привычный сократический диалог. Слово за слово, старикашки на лавочке. Оцепенели.

- Смотри-ка ты, - сказал Сократ. - В Преисподней есть не только сновидения, но и сонливость.

- Еще скажи, что Ад - это сон.

- Таких бездарностей много и без меня.

- Хватит, Сократ!

- Угу. Слова чередуются бесконечно. Чего тебе надо?

- Я хотел покинуть Преисподнюю.

- Помочь не могу. Оставайся в Лимбе или уходи.

- Говори что-то настоящее.

- Хорошо. Говорить с тобой смысла нет. Развернись, найди любую дырку и смотри. Преисподняя видна отовсюду, но из Лимба-Левиафана - лучше всего.

Простофиля, неофит - Бенедикт послушался: все равно скучно, все равно сонно, но это что-то новое - время без событий. Вот, значит, для чего нужны мысли философов. Куча мусора состоит из дыр. Как говорил один старый монах про муху под решетом: "Дырочки везде, а вылезти нельзз-ззееее!". Видно - по спирали из ярких камней спускаются двое. Тот, кто одет в покрывало, сопровождает молодого. Этот молодой уродлив. Черную бороду расчесать не удастся никому, нос великоват для лица, и из-за того верхняя челюсть словно бы провалена.

- Идущих ты знаешь, - отвлек Сократ-Гераклит. - Ничего нового.

- Вергилий и Данте...

-Ты смотри на двух других.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне