Ад на Венере

— Если кто-нибудь сейчас зайдет сюда, нам крышка, — сказал он. — Раздевайся до пояса. Живо!

— Успеем, — сказал Хромой, стягивая через голову рубашку. — Все на завтраке.

— Наклонись, — приказал Доктор. — Упрись в стенку руками. Главное, терпи, что бы ни случилось. Сам напросился.

Острое лезвие вонзилось Хромому в спину, и он, помимо воли, застонал.

— Тихо! — прошипел Доктор. — Молчи, гад!

Ножом он быстро углублял крестообразный надрез, подбираясь к вросшей в тело «пиликалке».

— Нагнись ниже, а то кровью все зальешь. И не корчись!

Засунув в рану два пальца. Доктор вытащил окровавленный шарик, величиной, примерно, с вишню.

— На, держи, — сказал он. — Потерпи еще немного, я наложу швы.

Когда все было закончено, Доктор вытер рубашкой Хромого руки и сказал, уходя:

— Подбери здесь, да так, чтобы никаких следов не осталось. Никогда в жизни не буду больше связываться с кем-нибудь из вас.

Кое-как затерев брызги крови, Хромой присел на пол, привалясь правым боком к стене. Операция оказалась куда более мучительной, чем он предполагал. Левая рука совсем онемела, а лопатку жгла невыносимая боль.

Когда наверху затопали и загоготали уборщики, Хромой встал и пошел в свою секцию. Левую руку он придерживал правой и старался ни до чего не дотронуться левым боком. В секции еще никого не было, и он улегся на свою кровать лицом вниз.

— Ты что это? — услышал он через некоторое время голос старосты. — Почему на завтрак не ходил?

— Заболел, — буркнул Хромой, не отрывай лица от подушки.

— Если заболел, иди в госпиталь. Здесь лежать нельзя! Кстати, забыл сказать. Тебя старший повар разыскивает. Ты, вроде, не оформил рабочий паек. Иди — он ждет.

Проклиная в душе старосту и всех поваров на свете. Хромой побрел в столовую. Там уже никого не было, только за отдельным столом неторопливо жевал старший повар.

— Двадцать четыре ноль сорок? — переспросил он писклявым голосом и выплюнул рыбью кость. — Выходили позавчера на работу?

— Да.

— А почему не оформили рабочий паек?

— Я плохо себя чувствую, — сказал Хромой, сглатывая слюну. Чего только не было на столе перед поваром!

— Ничего не знаю, — сказал тот, аккуратно очищая вареное яйцо. — Сейчас же идите в комнату 916.

Поднявшись лифтом в Девятый моноблок, Хромой отыскал дверь под номером 916. Холодный пот тек у него по лицу, а нижняя рубашка на спине и боку пропиталась кровью.

В комнате сидело несколько человек в форме внутренней охраны.

— Двадцать четыре ноль сорок? Да, вас вызывали, — сказал один из них, до самых глаз заросший курчавой бородой. — Идите вон в ту дверь.

Что-то нехорошее почудилось Хромому в его голосе и в том быстром взгляде, которым он обменялся с остальными.

Размышляя над тем, как странно оформляются в Компаунде рабочие пайки, он прошел длинным коридором, открыл находившуюся в его конце дверь и оказался в большой овальной комнате, заполненной душистым табачным дымом. Посреди комнаты за столом из настоящего дерева сидел тучный человек с дряблым лицом обиженной жабы. За его спиной стояло еще несколько фигур — все сплошь местная элита. Люди, располагающие бесспорной, реальной властью.

— Здравствуйте, — сказал ошарашенный Хромой.

— Двадцать четыре ноль сорок?

— Да.

— Так-так, — задумчиво сказал пресвитер Компаунда, ибо это был именно он — бог, судья и хозяин в одном лице. Хромой лицезрел его впервые в жизни. — Что же ты нас обманываешь, Двадцать четыре ноль сорок?

— Не понимаю, о чем вы? — ответил Хромой, а про себя подумал: кто мог выдать? Неужели Доктор? Вряд ли. Тогда кто же?

— Не понимаешь? — переспросил пресвитер. — Тогда придется разъяснить. — Он сделал знак рукой, и кто-то из стоящих за его спиной положил на стол кислородный баллон. — Позовите сюда этого… как его… — пресвитер поморщился.

Дверь позади Хромого открылась, и староста, пройдя мимо него, остановился в трех шагах от стола.

— Ну, — поторопил его пресвитер. — Я слушаю.

— Двадцать четыре ноль сорок в моей секции пятый год. Сначала, вроде, все было ничего, но потом его поведение показалось мне подозрительным.

— Чем же?

— Ну, во-первых, он ни с кем особенно не сближался. Все больше молчал и ничего не рассказывал. И каждый день по часу, а то и по два тренировался; приседал, отжимался от пола и все такое.

— Что же в этом странного?

— Не знаю. Странно и все. Так никто не делает.

— Дальше.

— После того, как он сказал на днях, что здесь хуже, чем в тюрьме, я с него глаз не спускал. Позавчера он вышел на работу и отсутствовал почти сутки. А вчера ушел куда-то после ужина. Воспользовавшись этим, я обыскал его вещи и нашел вот это, — староста указал на баллон.

— Понятно. А ты что скажешь? — вопрос относился уже к Хромому.

— Что я скажу? Такие баллоны есть у многих. На кислород можно и сигареты выменять, и воду, и многое другое.

— Да, правду говорить ты не хочешь, — сказал пресвитер. — Эй! — не оборачиваясь, он щелкнул пальцами.

Человек с бычьей шеей и голым черепом — комендант, номинально третье, а фактически второе лицо в Компаунде, склонился к плечу пресвитера.