− Если ты позволишь мне выйти на улицу, что полностью безопасно судя потому, что молочник не знает половины слов, а это значит, что мы в какой-то неизвестной деревне, где вероятность что меня узнают равна нулю, я сделаю что угодно для тебя! Все, что ты попросишь!
Рэн молчал.
Я раздосадовано села в кресло.
− Хорошо. Я останусь здесь. Не сойду с этого места и не буду есть, потому что это совершенно мне ни к чему, − горько бубнила я, глядя в пол и разглаживая складки на рубашке. – Зачем мне питаться, если жить не позволяют? Любопытно, а на небесах…
− Ты мне угрожаешь? – надменно поинтересовался Рэн, и тон голоса у него был такой, что становилось ясно: угрожать он сейчас начнет мне. – Слушай сюда, Аура. – Он склонился, заглядывая мне в глаза. Я сглотнула, чувствуя дрожь в груди. – Это случается в первый и последний раз. Я мог бы согласиться на прогулку, но это было
Рэн выпрямился, и пользуясь моим состоянием шока, медленно направился к лестнице. Я знаю, что прямо сейчас он отправится за яблочным сиропом, который готовят местные. Вот только так легко я ему не позволю отделаться!
Я вскочила на ноги, и громко ругаясь потопала вслед за Рэном.
− Я что, заключенная?!
Он обернулся и, если бы я не была на взводе, точно бы замерла от страха на месте. Глаза Рэна испепеляли меня яростью, губы сложились в тонкую полоску.
− Ты не заключенная. Ты просто идиотка, потому что каждый раз, когда я прошу тебя включить голову для раздумий, что принесло бы тебе пользу, ты думаешь сердцем. – Он двинулся на меня, продолжая испепелять взглядом и говорить страшным голосом:
– Ты что, думаешь, что мы на каникулах? Считаешь, мы приехали загорать на солнце, охотиться на зверей, есть то, что ты любишь и жить в обстановке, какую ты любишь?
Последние слова он прошипел мне в макушку, потому что я уперлась спиной в стену и съежилась до крошечных размеров, втянув голову в плечи. Однако Рэн выдохся, и я выпрямилась и заключила:
− Ты просто ужасен. Я не прошу ничего из того, что ты перечислил, я прошу лишь чуточку света и воздуха. Я не прошу, чтобы ты действительно заботился обо мне, или симпатизировал, или даже уважал. Я просто хочу, чтобы ты относился ко мне как к человеку, а не как к животному. Что ж, похоже я многого хотела.
Я закончила этот разговор и ушла, оставив Рэна внизу.
Рэн отвел мне крохотную комнату в этом крохотном домике – лишь кровать да стол. Над столом – картина. Я на нее часто смотрела, потому что она заменила окно в реальность. Окно в мир, с которым, похоже, я попрощалась. Я должна терпеливо ждать двадцати одного года, но я так больше не могу. Я в тюрьме, в ловушке.
Я часами смотрела на эту картину; так долго, что почти вдыхала свежий воздух, чувствовала на щеках легкий ветер, а в волосах солнечные лучи. Бывает я так долго смотрела на нее, что, падая на свою постель, чувствовала под спиной не жесткий матрас, а мягкую, изумрудного цвета, траву.
И я действительно хотела проникнуть внутрь холста, где мир совсем другой, не враждебный и не ненавидит меня. Он любит меня, он принял меня, дал мне шанс. Но это невозможно. Ничто не изменится. Я не изменюсь, а мир и подавно. Он останется снаружи, а я внутри, в этой уродливой комнате.
И я больше не мечтаю – нет сил. Слишком больно после самогипноза окунуться в реальность, лучше уж вообще не пытаться взобраться на вершину фантазий. Сейчас было вновь обидно, потому что я забыла кто я, и почему вынуждена оставаться здесь.
Не знаю, каким образом, но рядом с Рэном я чувствовала себя живой. Он наполнял мое тело энергией, живительным светом, и я могла бурчать и ругаться сколько угодно, но как только поднималась наверх и оказывалась наедине с собой, я вспоминала, что я не жива. И не человек.
Рэну, должно быть, невыносимо жить здесь со мной. Он ведь ангел, и из-за своей ангельской сущности вынужден выносить такую как я. Я бы, наверное, сошла с ума! Точно бы сошла!
В общем-то, это не настолько больно, чтобы рыдать. Можно даже сказать, что это необходимо. Я не должна забывать кто я ни на секунду.
***
Я сделала запись в дневнике. Оставалось еще несколько чистых страниц, но я не хотела просить Рэна об одолжении, поэтому писала крошечным почерком, так, что буквы было не разобрать. Я делала это для того, чтобы хоть как-то отвлечься, ведь Рэн не позаботился о том, чтобы мне было чем себя занять. Казалось, он вообще ни о чем не думал, кроме того, как оградить этот домик на отшибе от лишних глаз.
Хотя, как по мне, он поступает неверно, ведь что может быть более любопытным, чем незнакомцы, которые живут по соседству и изо всех сил пытаются спрятаться? А может Рэн заколдовал наш домик, как заколдовал себя?