Дорога немного свернула, верхушки обступивших дорогу деревьев скрыли неожиданный авиационный парад. Немного поговорив о самолетах, мы вернулись к деревенской тематике, и следующие полчаса болтали так, словно не убегали от неведомой и страшной эпидемии, а ехали в гости к любимой бабушке. Я вспоминал о том, как бегал за соседской козой, сорвавшейся с колышка, Ксения рассказала о знакомстве с недавно вылупившимися из яиц цыплятами и напугавшей её в детстве гусыне, пытавшейся ущипнуть любопытную девчонку. На какие-то минуты, обычно сложная и очень своенравная женщина, показалась мне маленькой девочкой, попавшей в незнакомый и удивительный мир, живущий совсем не по городским правилам. Наш разговор прекратился только тогда, когда «буханка», шедшая в голове колонны, начала тормозить, прижимаясь к обочине.
Перекресток на окраине деревни Никульское, несмотря на удаленность от города, напоминал оживленное пересечение дорог в центре Ярославля. Десятки машин стояли у обочины, некоторые сворачивали направо или налево, но самым удивительным было то, что большинство автомобилей не ехали дальше на запад. Водители выходили, говорили о чем-то с вооруженными охотничьими ружьями мужиками, сидящими у дороги на перевернутых ведрах, садились в свои машины и сворачивали, кто на север, в сторону Рыбинска, кто на юг.
Когда, наконец, мы приблизились к перекрестку, буханка остановилась, из нее сразу же выскочил Бэтэр, выглядевший в своем облачении натовского спецназовца совсем неуместно, на фоне раздолбанной дороги и облаченных в фуфайки мужиков.
— Тихо сиди, не дергайся! — приказал я Ксении, попытавшейся выбраться из машины. — Сам подойдет, скажет, что тут происходит!
Если бы глазами можно было поджечь что-нибудь, от меня тотчас осталась бы горстка пепла, после уничтожающего взгляда госпожи Лукиной. Однако, она не стала своевольничать, лишь поджала губы и уставилась перед собой, вцепившись в баранку.
Виктор, тем временем, закончив разговор с деревенскими, направился в нашу сторону. Высадившись из «Соболя», не забыв при этом свой карабин, я смотрел на друга, неторопливо идущего навстречу. Когда он подошел поближе, мне совсем не понравилось выражение его лица, по-прежнему мрачного и хмурого, с потухшими глазами. Но теперь на его губах играла хорошо знакомая по чеченским командировкам, кривая кровожадная ухмылка-гримаса.
— Денис! Местные говорят, впереди, в Большом Селе, много зараженных, проехать нельзя. Даже какие-то шустрые мутанты появились. Наверняка приврали, но насчет зараженных правда, там не проехать. — медленно, чеканя слова, сказал Виктор. — Вези наших в объезд, мужики сказали, через Миглино и Байково есть дорога, ты, наверное, знаешь, где это.
— Что значит, вези наших? — удивился я, догадываясь, что он ответит. — А ты куда?
— Я в Большое поеду! Сам! — категорично ответил Бэтэр. — За семью ответить надо!
Краем глаза я заметил, как Ксения подалась всем телом к открытому с моей стороны окошку, внимательно слушая Одинца.
— Брат… Давай не глупи! Много ты один навоюешь? Забыл, чем заканчивалось геройство в горах? — я решил зайти с козырей, чтобы не напоминать ему последние слова отца, это было бы слишком подло.
Бэтэр отшатнулся, будто от пощечины, побледнел. Ни он, ни я, до самой смерти не сможем забыть безрассудный поступок нашего друга и боевого побратима, Генку-Атоса, в одиночку бросившегося прикрывать отход взвода. Ребята через десять минут вышли к дороге, встретившись со спешившим на помощь подкреплением, усиленным броней, а самого Атоса больше никто живым не видел. Лишь через несколько дней разведка нашла его тело, со следами жестоких пыток, распятое на стене ветхого сарая. Он еще жил, когда бородатые выродки содрали с него кожу, прибитые гвоздями запястья и ноги Генки были изорваны в клочья во время агонии…
— Денис, я от своего не отступлюсь! — сквозь зубы процедил Виктор. — За отца, за мать, за сестренку!
За Генку он отомстил духам жестоко, со всей присущей ему прямотой. Десятерых за одного, той же монетой. Сами бородачи взвыли от ужаса, найдя останки тех, кто выбыл из стаи стараниями Бэтэра. Вот только сейчас не война, а против нас не живое зверье, а мертвое, которому, похоже, эмоции недоступны. Мстить мертвецам бессмысленно, они уже своё отбоялись…
— Значит так, Витя… Мы едем с тобой. — сказал я после коротких раздумий. — Едем, пока не увидим зомби. Я и ты выходим, зачищаем, остальные сидят в машинах, при малейшем риске уезжаем. Если мертвых слишком много, уезжаем. Когда кончится боекомплект, уезжаем. Возражения не принимаются!