Опустившись на колени, леди Люси молилась за юных певчих. Молилась, чтобы с ними не случилось ничего дурного, чтобы настигшее их зло ушло и никогда бы впредь не повторилось, чтобы они навек избавились от терзающих страхов. Но, идя вслед за ними к выходу из западного трансепта, надеясь найти случай заговорить с кем-то из них, она печально подозревала, что ее молитвы (пока, во всяком случае) могут остаться безответными.
Пауэрскорт со старшим инспектором Йейтсом медленно обходили круговую внешнюю аркаду храма. Инспектор любовался великолепной каменной резьбой.
— Аркада, сэр. Закончена около тысяча четыреста десятого года. Своды веерные, стрельчатые. Последний период английской готики. Вдоль аркады полагалось течь ручью, но его лет сорок назад отвели и упрятали под землю. Из опасения, что влага вредит камню старинного памятника. Оставили только шлюзовые люки, которые открываются в соборе, — можно пустить воду, если вдруг возникнет пожар.
— Не пройтись ли нам по этой замечательной аркаде еще раз, старший инспектор? Кстати, что слышно относительно пропавших дневников Артура Рада? Вы думаете, там было нечто существенное?
— Не знаю, стоит ли о них вообще думать, — хмуро сказал инспектор. — Пришлось этой уборщице пообещать сколько угодно свиданий с мужем в тюрьме, чтобы она согласилась раскрыть рот. Да ведь она могла и ошибиться, перепутать. Мне, честно говоря, эти тетрадки не видятся такими важными, как редактору Батлеру. Читали, что он пишет? — Инспектор достал из кармана номер «Графтон Меркюри». — Вот: «…призываем власти — то есть меня, который ведет дело, — напрячь все силы и активизировать розыск этих, необычайно важных документов. Нельзя терять ни дня, ни часа…» Я вам скажу, сэр, где уж только мы не искали чертовы дневники. Мои ребята даже городскую свалку перерыли. Молодой человек из «Меркюри» и не представляет, что такое двое суток по долгу службы копаться в мусорных кучах.
Пауэрскорт улыбнулся.
— Все, разумеется, зависит от конкретного содержания дневников, — уклончиво заметил он, когда они остановились перед главным порталом. — Почему кто-то их унес? Может, автор называл имя убийцы? Вряд ли, ибо мало кто предполагает быть убитым и даже знает имя своего погубителя. Или там содержалась некая подсказка следствию, нечто, таившее для неизвестного преступника опасность? Тогда убийца узнал содержание этих записей. Но как? Проскользнул в комнату, когда хозяин выходил, и прочел разоблачающие строчки? Тоже не кажется правдоподобным. Или убийца расправился с Артуром Радом по совсем иной причине, а дневники украл потом, чтобы запутать следствие?
Колокола пробили одиннадцать. Громкие мерные удары отозвались в воображении Пауэрскорта картиной стародавних монастырских трудов и дней, отмерявшихся полнозвучным боем «Большого Тома», «Исаии», «Иезекииля», «Воскресения» [18].
— Вам никогда не хотелось стать журналистом, лорд Пауэрскорт? — в свою очередь, улыбнулся старший инспектор. — У вас столько версий, можно было бы заполнить целую газету, не выходя из офиса. По мне, лорд, ближе всего к правде ваше последнее предположение. Дневник, видимо, помогал установить личность убийцы. — Инспектор вдруг замолчал, глядя на таявший в аркаде снег. — Мне только что пришло на ум, сэр. Может, дело было так? Убийца насадил беднягу певчего на вертел (то есть уже труп, как мы знаем). Потом из столовой хористов шмыгнул в соседний жилой корпус Певческих палат, быстро обыскал комнату жертвы, полистал дневники, там его что-то насторожило. Но зачем тащить тетрадки с собой? Он тут же назад в кухню и швырнул их в огонь. Так что осталась от них лишь горстка пепла, и никому их не найти.
Пауэрскорт с одобрительным удивлением взглянул на полицейского.
— Верная мысль, старший инспектор. Жаль, не моя. Вы правы, это же совершенно очевидно.
Они свернули в боковую аркаду, по пути встретив певчих, спешивших к святому причастию, которое начиналось в одиннадцать пятнадцать утра.
— Эти аркады сохраняются похуже, чем глостерский сыр, — вздохнул инспектор. — Ручей-то, видно, сыростью действительно вредил камню. Мне года два назад пришлось тут походить в связи с одним убийством, так было время наглядеться. Эх, хороша резьба на сводах, — Йейтс указал на богатый тонкий узор, взбегавший по каменной конструкции арок. — Только для красоты делали, больше ни для чего. Просто хотелось мастерам, как говорится, себя показать. Ну а сейчас, сэр, я должен идти. Моему шефу не понравится, если он узнает о нашей с вами экскурсии по собору. Я позже снова загляну сюда. Может, еще увидимся сегодня.
Восхищенно глянув напоследок на веерные своды, инспектор Йейтс ушел. Пауэрскорт продолжал смотреть на каменное кружево: пусть лишь для красоты, но с каким изяществом это сделано! Словно каменщики не тяжелые плиты вытесывали, а распылили в воздухе и заморозили изысканный узор, и вот он держится уже полтысячи лет.