Прихожан на причастие собралось чуть больше, нежели к заутрене. Обряд совершался не у главного алтаря, а в капелле Пресвятой Девы, величина (точнее, малость) которой отвечала размерам паствы. Вновь присутствовали две престарелые дамы; они, мелькнуло у леди Люси, наверно, и ночевали в каком-нибудь пыльном уголке собора, вместе с церковными мышами и духами святых. Иссохшего старого пьяницу заменили двое весьма пожилых, но крепкого вида джентльменов, подававших ритуальные реплики степенно и довольно громко. Прибыл также аскетичный, с широкополой шляпой у груди, юноша, погруженный в глубины религиозных — надо полагать, мистических — переживаний. Похоже, ему грезились власяница и плети флагеллантов [19]. Снова стояли певчие, и вид у них, на взгляд леди Люси, был еще более подавленный.
«Дается тебе плоть Господа нашего Иисуса Христа, причащающая тело и душу к жизни вечной. Прими и съешь в память об Иисусе, смерть за тебя принявшем. Напитай сердце свое верой смиренной и благодарной»…
Лицо взявшего хлебец юного мистика озарил экстатический восторг. Леди Люси вспомнила рассказ Фрэнсиса о полемике, несколько лет назад сотрясавшей англиканскую церковь. Спор разгорелся относительно доктрины «реального претворения». Наиболее близкие Риму и соответственно чрезвычайно почитавшие ритуал высокие англиканцы утверждали, что в обряде причастия хлеб и вино реально претворяются в тело и кровь Христа, тогда как широкая оппозиция, особенно евангелического толка, настаивала на абсолютной несовместимости подобного тезиса с протестантской по своей сути догмой англиканства, объявляла сторонников «реального претворения» еретиками и требовала их отлучения от церкви. Дело дошло до судов, несколько духовных лиц было арестовано. Кульминацией фарса стал эпизод, когда в разгар диспута архиепископ Кентерберийский самолично дегустировал хлебную облатку. Причем облатку зачерствевшую, пролежавшую чуть не полгода.
Немногочисленная паства гуськом покинула капеллу, экзальтированный юноша пал на колени перед распятием. Леди Люси вглядывалась в лица уходивших по северному трансепту юных певчих. Ей было очень грустно и тревожно.
Предполагая после вечерни встретиться с руководителем церковного хора Воэном Уиндхемом, остаток дня Пауэрскорт провел в редакции «Графтон Меркюри». Патрик Батлер водрузил на стол громадный ворох старых газет.
— Ничего, лорд Пауэрскорт, если порядок слегка нарушен? Каждый день собираюсь разобрать, сложить выпуск за выпуском, да все времени не хватает. Сейчас опять надо бежать, поговорить с наборщиком.
Патрик, схватив шляпу, умчался вниз по лестнице. В течение дня он еще не раз забегал, безуспешно пытаясь разыскать на столе и под ним какие-то тексты для типографии.