Ад Восточного фронта. Дневники немецкого истребителя танков. 1941–1943

Возвращение в Обоянь. Эти дни в Лучках здорово подточили нас как снаружи, так и изнутри. У одних тяжелейшая форма нервного истощения, у других тяжелые обморожения. Ревматизм тоже не редкость. У меня страшно болит нога, скорее всего, дает о себе знать последнее ранение. Черт возьми! Мы ведь не престарелые вдовушки, а солдаты! И пусть сейчас у некоторых из нас нервное истощение, потом – когда вернемся домой – любовь и терпение наших жен залечит наши раны – и физические, и душевные.

24–28 февраля

На всех участках фронта идут ожесточенные оборонительные бои. Зима, на которую столько надежд возлагали красные, подходит к концу. Сейчас все еще зверский холод, повсюду в степях снежные бураны. «Сейчас или никогда» – девиз Сталина, которым он гонит сотни и тысячи на верную гибель. Мы переживаем сейчас кульминацию зимних сражений. Сейчас все до единого – герои.

Все подразделения до одного, включая резервные, сейчас выставлены на линию обороны. Оборона означает держать врага на расстоянии. То есть не дожидаться, пока он явится и возьмет инициативу в свои руки, а потом и решит исход боя. Держать врага на расстоянии предполагает и контратаки с нашей стороны, и активную разведку с целью выяснения намерений противника, чтобы потом, когда его стратегические и тактические замыслы станут ясны, нанести ему сокрушительное поражение. Держать врага на расстоянии – это проводить небольшие беспокоящие атаки, завоевывать более выгодные позиции. Это означает не только постоянно держать противника в напряжении, а выдерживать его артобстрелы и авианалеты, а также успешно бороться с его танками. Все это требует постоянной круглосуточной готовности. Держать врага на расстоянии означает не расслабляться ни на секунду и всегда иметь под рукой оружие. Конечно, это рвет на куски наши нервы и отражается и на нашем физическом и душевном состоянии.

Дома, в нашем тылу, никто не имеет и малейшего представления о том, что требуют от нас эти оборонительные бои на Восточном фронте: изнуренность, мобилизация воли и сил и постоянная готовность к самопожертвованию! И на фронте пехотинцы и мы, истребители танков, самые лучшие и верные друзья и товарищи! Мы и есть линия фронта, и мы на ней ближе всего к смертельной опасности. В эти месяцы мы ничего, кроме снега, не видели, этих бескрайних белых полей и еще – врага. Мы ничего не пережили, кроме постоянного чувства опасности и борьбы с людьми и силами природы.

Неделями не снимали обувь, неделями не ощущали благодатного тепла печи. Холода и снежные бураны воздействовали на нас постоянно, и даже во время еды одной рукой мы держим ложку, а другой – свой автомат. Одним ухом мы постоянно вслушиваемся в то, что происходит снаружи, что делает враг – даже когда бой кончился, мы все равно наготове.

Наш долг и усилия по его выполнению в какой-то мере компенсируют неизбежные в нашем деле потери – товарищей, которых гибель вырывает из наших рядов; неписаные законы братства и требование момента ничего больше нам не оставляют. Я мог бы привести сотни примеров бескорыстного братства среди нас, закоренелых и обстрелянных фронтовиков.

Что так ожесточает эти оборонительные бои на Восточном фронте, так это то, что противник без малейших колебаний бросает на истребление нас такие колоссальные людские массы, такие громадные ресурсы. Оборонительные бои – это еще бои с холодом и снегом. Бои со вшами. Очень страшно, когда из-за мороза отказывает оружие, а в это время на тебя все новыми и новыми волнами накатывается противник. Тяжело, когда солдат-фронтовик днями безнадежно дожидается еды и питья, боеприпасов из-за того, что везущий их грузовик увяз по причине очередной снежной бури. Так было и в Лучках, когда временами казалось, что и командование задыхается от беспомощности. Бывали ведь и для наших командиров моменты, когда они задавали себе вопрос: «А стоит ли вообще? Мы же предприняли все от нас зависящее!» И все же никто из нас не хныкал, сидя, скрючившись, в промерзлых окопах и траншеях Восточного фронта. Никто не терял надежды из-за отсутствия жратвы. Никто не изрыгал проклятия из-за того, что тела наши мертвели и деревенели от всепроникающего холода, от того, что посидеть у плиты представлялось недостижимым раем. Мы все понимали, что подобное требуют от нас ради куда более высокой цели, той, которой требует от нас война.

Зимние бои стали для нас Второй мировой войной. Нас погнали в эти оборонительные бои столкнуться с войной в ее самом ужасающем и жесточайшем виде, еще более усугубляющейся бесчеловечной жестокостью врага.

Ни бои в Польше в 1939 году, ни во Франции в 1940 году не сравнятся с годами этой войны с Россией [СССР]. И мы, солдаты, знаем это по собственному опыту. Восточная кампания вообще и, в особенности, проведенные именно здесь недели ни в какой степени не могут сравниться с Первой мировой войной. Причем во всех аспектах!