Ад всегда сегодня

Никогда в жизни он не чувствовал себя таким одиноким, отрезанным от всего и отринутым всеми. Он с горечью понял, что то, что имеет право называться настоящей жизнью, все, что есть на свете ценного и глубокого, осталось там, за железной дверью, без него. И он ничего не мог поделать. Совсем ничего.

Он сделал все в точности, как она велела: спустя считанные секунды быстрыми шагами пересек соседнюю с домом Краудеров улочку и свернул за угол.

Мысли его комкались и рвались, когда он оставлял за собой улицу за улицей, квартал за кварталом. Через десять минут он вдруг обнаружил, что уткнулся в ограду парка Джубили. Он прокрался внутрь через боковую калитку, даже не взглянув на овеянную легендами статую добродетельной королевы Виктории со скипетром в одной руке и державой в другой. Бесцельно глядя перед собой, он брел по аллее парка.

До сих пор он не встретил ни одной души, что, впрочем, было неудивительно в такую погоду. Он, наконец, добрался до летнего павильона, служившего в более солнечные дни местом встречи пенсионеров, приходящих сюда посплетничать и постучать костяшками. Двери павильона оказались закрыты, но к стене прилепилась скамья, которую широкий козырек хранил от дождя. Бомбардир упал на жесткую лавку, засунул руки глубоко в карманы старого плаща и уставился на беспрерывную серую пелену дождя. Он остался совсем один в этом мире, отчаянно один.

Глава 16

Когда Фокнер вышел из такси, Ника Миллера не было видно нигде. Это был повод для удивления, но никак не для отчаяния. Он, спеша, поднялся к себе, отомкнул дверь и вошел в холл. Огонь в камине почти угас. Он снял набухший влагой плащ, присел на корточки перед огнем и кочергой перемешал угли. Когда родились первые язычки пламени, кто-то позвонил в дверь. Он не сомневался, что это Миллер, но на пороге стояли Джек и Джоанна.

— Приятный сюрприз! — воскликнул Фокнер.

— Не валяй дурака, Бруно, — обрезал Морган. — Сегодня нам нанес визит Ник Миллер собственной персоной. То, что мы услышали, поверь, вовсе не повод для веселья.

Фокнер невозмутимо помог Джоанне раздеться.

— Все эти дерганья начинают действовать мне на нервы, а, принимая во внимание многократные неприятные намеки, дело обстоит значительно хуже. Перспектива одиночной тюремной камеры, два вертухая с мертвым взглядом и жалостливый пастор с сочувственной проповедью, провожающий меня на виселицу, совершенно меня не прельщает.

— Тебе стоило бы почаще почитывать газеты. С этого года преступников уже не вешают.

— Вот дряни! Они лишили народ последних крох романтики!

Джоанна обняла его за плечи и повернула лицом к себе.

— Хоть раз в жизни ты можешь к чему-нибудь отнестись серьезно? Ты попал на редкость в неловкое положение. Какого черта ты притащил эту… девицу сюда?

— Ага, значит, и это тебе известно?

— Миллер нам рассказал обо всем, но хотелось бы узнать твою версию, — вмешался Морган. — Не забывай, я твой адвокат. История выглядит неприятно и дурно пахнет.

У дверей раздался резкий звонок. В комнате воцарилась тишина. Фокнер издевательски усмехнулся:

— Ну, что вы так напугались, поборники истины? Просто это кто-то, кого я жду. Минуточку, я открою.

Миллер, выйдя из клуба дзюдо, почувствовал странный подъем. Работа полицейского, как правило, на восемьдесят процентов состоит из интуиции. Это, пожалуй, для профессионала обязательное шестое чувство, которое появляется за долгие годы работы, когда приходится искать и находить почти на ощупь. В этой истории именно интуиция подсказала ему, что, невзирая на громогласную уверенность Маллори, он все-таки прав и Фокнеру есть что скрывать. И все-таки он отлично понимал, что доказать это будет делом нелегким.

Миллер вернулся в машину, закурил сигарету из новой пачки и глубоко задумался. Фокнер был на редкость умным человеком, вдобавок одаренным актерскими способностями. Ему нравилось быть в центре внимания, казаться не таким, как все. Несомненно, и у него была его ахиллесова пята: неукротимые внезапные приступы гнева и ярости, приливы агрессии. Он полностью терял контроль над собой, и свидетельством этому была последняя история. Если б только удалось вывести его из себя!

Мысли о предстоящем свидании будоражили Миллера больше, чем он хотел или мог признаться себе сам. Это, в общем-то, было плохо, а потому его мозг скомандовал чувствам остыть. Ник потянулся, застегнул плащ до последней пуговки на воротнике и вышел освежиться.

Ливень не стал ему помехой — наоборот, ему стало легче. В какой-то степени дождь дал ему чувство безопасности, устойчивости, покоя и защищенности. Он бродил под непрекращающимся потоком минут двадцать, сворачивая в первые попавшиеся аллеи и выныривал из них, почти не замечая ничего, ни на что не обращая внимания, потому что мозг его работал только в одном направлении.

Чуточку наблюдательности, и он заметил бы мужчину, который поспешил скрыться, лишь только он приблизился к летнему павильону. У Бомбардира, который спрятался за раскидистым кустом рододендрона, наблюдая Миллера, душа ушла в пятки.