Ада, или Отрада

Скоро Ван перестал о них думать. Все приятно проводили время. Марина сбросила бежевый дождевик или, скорее, «пылевик», который надела на пикник (в конце концов, что ни говори, объявила она, а домашнее серое платье с розовым фишю достаточно нарядно для пожилой дамы), и, подняв пустой стакан, энергично и весьма музыкально исполнила арию Травщика: «Налейте, налейте бокалы полнее! И выпьем, друзья, за любовь!» Страшась и жалея, не чувствуя и тени любви, Ван все не мог оторвать глаз от бедной плешинки на бедной старой голове Травердиаты, от этого треугольника оголенного скальпа, который окрасился ужасной древесной рыжиной намного ярче самих ее безжизненных волос. Он попытался, как уже бывало, выдавить из себя хотя бы каплю нежности к ней, но, как обычно, ничего не вышло, и он, как всегда, сказал себе, что Ада вот тоже совсем не любит мать – сомнительное и малодушное утешение.

С трогательной простотой надеясь на то, что Ада заметит и оценит его старания, Грег осыпал м-ль Ларивьер множеством мелких знаков внимания – помог ей снять лиловый жакет, наполнил для нее Люсеттину кружку молоком из термоса, передал сандвичи, налил, налил полнее ее винный бокал и с восторженной ухмылкой слушал ее диатрибы против англичан, коих, по ее словам, она терпеть не могла, хуже татар или этих, ну, ассирийцев.

«Англия! – восклицала она. – Англия! Там на каждого поэта приходится девяносто девять sales petits bourgeois, притом происхождение некоторых весьма сомнительное! И Англия еще смеет подражать Франции! У меня в той корзине лежит расхваленный английский роман, в котором одной особе подносят духи – дорогие духи! – под названием “Ombre Chevalier”. А что это значит? Да это просто рыба такая, вкусная, не спорю, но не настолько, чтобы надушить ею платок. На следующей же странице так называемый философ упоминает “une acte gratuite”, как если бы все акты были женского рода, а так называемый парижский отельер вместо “je regrette” говорит “je me regrette”!»

«D’accord, – вмешался Ван, – а что, если мы вспомним такие вопиющие ошибки во французских переводах с английского, как, например —»

На беду, а может быть, к счастью, в этот самый момент Ада издала русское восклицание, выражающее крайнюю степень досады (эх!): к поляне подъехал серо-стального цвета открытый автомобиль. Едва он замер, как его обступила все та же группа горожан, которая, казалось, странным образом умножилась от того, что они сняли пиджаки и жилетки. Всем своим видом выражая гнев и презрение, молодой Перси де Пре, в рубашке с оборками и белых штанах, растолкал их и подошел к шезлонгу Марины. Несмотря на предостерегающий взгляд и тихое покачиванье головы, которыми Ада пыталась остановить свою глупую мать, Марина пригласила графа присоединиться к семейному торжеству.

«Не смел надеяться… С великим удовольствием», отвечал Перси, после чего – как кстати! – этот будто бы рассеянный франт, а на деле расчетливый льстивый разбойник вернулся к своему кабриолету (у которого еще топтался последний изумленный почитатель) и вынул из багажника букет роз с длинными стеблями.

«Как жаль, что я ненавижу розы», сказала Ада, с опаской принимая цветы.

Откупорили мускатное вино, выпили за здоровье Ады и Иды. «Разговор сделался общим», как любила писать Монпарнас.

Граф Перси де Пре повернулся к Ивану Демьяновичу Вину:

«Слыхал, что вам нравятся необычные позы».

В полувопросе прозвучала легкая насмешка. Ван посмотрел сквозь поднятый бокал люнеля на медовое солнце.

«О чем это вы?» – осведомился он.

«Ну, я о трюке с ходьбой вверх тормашками. Служанка вашей тетушки приходится сестрой одной из наших служанок, а две хорошенькие сплетницы (смеясь) та еще шатия. Сказывают, будто вы предаетесь этому дни напролет, в каждом углу, мои поздравления!» (отвешивает поклон).

Ван ответил: «Сказание преувеличивает мои возможности. На самом деле я практикуюсь всего по несколько минут через день, правда, Ада? (Оглядывается в поисках Ады.) Не хотите ли, граф, еще этого mouse-and-cat (мышки-кошки) – каламбур невелик, зато мой».

«Ван, дорогой, – вступила Марина, с удовольствием слушавшая оживленную и беззаботную болтовню двух красивых юношей, – расскажи Перси о своем лондонском триумфе. Же тампри!»

«Да, – сказал Ван, – все началось с шутки, знаете, как это бывает, еще в Чузе, но потом —»

«Ван! – пронзительно крикнула Ада. – Мне нужно сказать тебе кое-что. Подойди, Ван!»

Дорн (перелистывая журнал, Тригорину). Тут месяца два назад была напечатана одна статья… письмо из Америки, и я хотел вас спросить, между прочим… (берет Тригорина за талию и отводит к рампе) так как я очень интересуюсь этим вопросом…

Ада стояла, прислонившись спиной к стволу дерева, как красавица-шпионка, которая только что отвергла наглазную повязку.

«Я хотела тебя спросить, между прочим… (продолжает шепотом, сердито взмахивая ладонью) прекрати изображать гостеприимного идиота, он приехал пьяный в стельку, ты разве не видишь?»