Ада, или Отрада

Образы – это грезы речи. Пройдя самшитовый лабиринт и багательные арки Ардиса, Ван углубился в сны. Когда он открыл глаза, было девять часов утра. Она лежала на боку, в согнутом положении, затылком к нему, и после этой открытой скобки ничего не было, содержимое еще не было готово к закрытию, и любимые, прекрасные, предательские, иссиня-черно-бронзовые волосы пахли Ардисом, но также и «Oh-de-grâce» Люсетты.

Послала ли она ему телеграмму? Отказала или отсрочила? Госпожа Винер – нет, Вингольфер, нет, Вайнлендер – первый русский, отведавший лабруску.

«Мнѣ снится саПЕРникъ ЩАСТЛИИВОЙ!» (Михаил Иванович, сгорбившись на своей любимой скамье под сочными гроздьями, рисует тростью арки на песке).

Тем временем препоручу себя д-ру Похмелову и его сильнейшей кофеиновой пилюле.

В двадцать лет Ада долго спала по утрам, так что в пору их новой жизни вдвоем он обычно принимал душ до ее пробуждения и, бреясь, звонил из ванной, чтобы доставили завтрак, который Валерио вкатывал на сервированном столике из лифта в гостиную, примыкающую к их спальне. Однако в то самое воскресенье, не зная, чего бы хотелось Люсетте (он помнил, что в детстве она любила какао), и желая еще до начала дня соединиться с Адой – даже если придется вторгнуться в ее теплую дрему, – Ван ускорил омовение, крепко вытерся полотенцем, припудрил пах и, не потрудившись прикрыть наготу, во всем своем великолепии вернулся в спальню – только чтобы найти взъерошенную и нахмуренную Люсетту, все еще в ивовой ночной сорочке, сидящую на дальнем крае матриминимального ложа, в то время как Ада, с набухшими сосцами, уже надевшая из ритуальных и провидческих соображений его алмазное ожерелье, затягивалась своей первой папиросой и выпытывала у сестренки ответа на вопрос, желает ли она вкусить «Монакских» оладий с потомакским сиропом или, может быть, предпочитает попробовать их несравненный янтарно-рубиновый бекон? Увидев Вана, который, не дрогнув ни единым мускулом своего недюжинного самообладания, утвердил полноправное колено на ближней стороне огромной кровати (Роза Миссисипи как-то разместила в ней, в наглядно-просветительских целях педоцентризма, двух своих младших сестричек, цвета молочных ирисок, и еще ростовую куклу, им под стать, но белую), Люсетта пожала плечиками и сделала вид, что уходит, но жадная Адина рука удержала ее.

«Побудь с нами, тушка (от Люсеттушка и “простушка” – ее ласковое прозвище с того дня, как малышка, приблизительно в 1882 году, негромко пустила ветры за столом, – “петарду”, как это называла Ада). А ты, Садовый Бог, позвони консьержу: три кофе, шесть яиц всмятку, побольше тостов с маслом, гору —»

«Ну нет! – перебил ее Ван. – Два кофе, четыре яйца, et cetera. Не хочу, чтобы служащие знали, что у меня в постели две девушки. Для моих скромных нужд и одной довольно (teste Флорой)».

«Скромных нужд! – фыркнула Люсетта. – Пусти меня, Ада. Мне нужна ванна, а ему нужна ты».

«Тушка никуда не пойдет!» – объявила дерзновенная Ада и одним изящным движением сорвала с сестры ночную рубашку. Люсетта невольно склонила голову, согнув хрупкий позвоночник, и откинулась на край Адиной подушки в застенчивом обмороке мученицы, рассыпав ранжевый жар волос по черному бархату мягкого изголовья.

«Разведи руки, дурочка», приказала Ада и сбросила верхнюю простыню, прикрывавшую три пары ног. Одновременно, не поворачивая головы, она оттолкнула вороватого Вана от своего зада, а другой рукой проделала магические пассы над маленькими, но необыкновенно красивыми грудками Люсетты, блестевшими капельками пота, после чего провела вдоль плоского трепещущего живота этой выброшенной на берег русалки к однажды уже виденной Ваном жар-птичке, теперь вполне оперившейся и по-своему столь же дивной, как и сизый ворон его любимой. Чародейка! Акразия!

Перед нами не столько «казанованская» сцена (тот двуличный дамский негодник владел лишь однотонным карандашом, не выделяясь из ряда прочих мемуаристов своей тусклой эпохи), сколько гораздо более раннее полотно венецианской (sensu largo) школы, воспроизведенное (в «Запретных Шедеврах») достаточно искусно, чтобы выдержать взыскательный разбор бордельного vue d’oiseau.