В саду Ева уже давно освоилась и чувствует себя совладыкой (он ведь в равной мере принадлежит и ей) этого королевства. Лодырей, которые спешат поскорее отделаться от работы, а то и портят ее, она тотчас поставит на место: сама она никакого труда не боится. А что до хомута, в который я будто бы ее впряг, как говорят некоторые, так на это я отвечу вот что. Свои бесконечные анализы и графики, химикалии, пробирки и дощечки Ева с великим удовольствием меняет на работу в саду; здесь она отдыхает. Берет мотыгу и сажает новые деревца, садится на трактор и развозит искусственные и естественные удобрения, обогащает почву. Но больше всего кружит у деревьев, которые мы сажали вместе. Скорее всего, ради меня. (Такие мысли я самодовольно внушаю себе сам.) Но это, конечно, шутка! Просто Ева делает, что ей нравится: любит поработать, поесть, а иногда и рюмочку выпить. Тут мы тоже понимаем друг друга. Да, как бы не забыть: она преисполнена сатанинской гордости за то, что мы делаем вместе. (Горе несчастному, кто вздумает чинить нам препятствия в работе!) Неужто этого не достаточно? Но, по правде сказать, иногда мне думается, что Ева не столь вынослива, сколь упорна. У нее своя голова на плечах; снедает ее молодой, только что ею в себе открытый и разбуженный задор. (Иногда мы ссоримся — чаще всего из-за того, что нужно было бы сделать или уже сделано; она всегда пытается настоять на своем. Спасибо ей за это. Жизнь тотчас становится веселее!)
Как-то мне захотелось ее немножко поддеть. Я припомнил книгу Чапека «Год садовода». Книгу о том, как стать завзятым садовником. Это, оказывается, очень просто! Прививаешь, подстригаешь веточки и вдруг — такой неумеха! — оцарапаешь себе палец. Через кожу в кровь попадет нечто вроде отравы — и вот уже одним одержимым садоводом на свете стало больше.
— А ведь тут что-то есть! — отозвалась Ева и прикрикнула: — Не смейся! Я и не представляла, что во мне тоже сидит такой вот фанатик! Мне всегда нравилась жизнь, Адам, но только теперь я ухватила ее за вихры. А я, дурочка, еще раздумывала! Годы ухлопала, с утра до вечера просиживая за анализами почвенных образцов, и только теперь вижу, что к чему. Когда у меня тут же, под рукой все растет, цветет и плодоносит. И где только у меня глаза были!
Я усмехаюсь, а на сердце тепло. Черенок прижился. Тот, что главнее всех. (Привил на совесть, Адам, похваливаю сам себя.) Моя радость, вбирая в себя радость Евы, ширится и растет. Сок из двух корневых систем брызжет сильнее, много сильнее, чем из одной…
Однажды осенью я вернулся домой поздно. В областном центре созывали актив. Что там разбирали — убей бог, не помню. А тут еще Гавелка, наш новый директор, попросил меня выступить в прениях. Я наболтал с три короба. Или чуть поменьше. От волнения мысль работала быстро и четко. Вот тогда-то и родился наш проект…
Странное дело. Живешь в своем углу. Живешь долгие годы, каждый придорожный камень, каждую межу, каждый куст знаешь, и вдруг наступает мгновенье, когда знакомые места предстают по-новому, обнаруживают новые свои возможности, новые, прекрасные формы. Уезжая из дома на собрание, я еще от ворот окинул взглядом по-осеннему бурые склоны противоположной долины, где были раскиданы лесопосадки, а на пограничных межах полей рос кустарник.
И меня осенило: ведь на всем этом пространстве могли бы протянуться сплошные ряды деревьев, один огромный сад, кладовая наших дивных плодов! Эта мысль настолько завладела мной, что все остальное я послал к черту.
Дело обстояло так: сразу за оградой нашего сада, на другой стороне большака, — несколько гектаров приусадебной земли соседнего кооператива. Земли совсем мало — восемь-десять гектаров, не больше. А за ней чуть не до самой Лабы тянется широкая, как блюдо, ложбина. Десятки гектаров пологих полей Калешовской фермы, простирающихся вокруг бывшей усадьбы князей Лобковиц. Жалкое стадо, каких-нибудь восемь десятков плохо обихоженных коровенок — и это на такие вот обширные владения, словно самим господом богом предназначенные для огромного фруктового сада. Соединив оба наших хозяйства, мы создали бы современный специализированный садоводческий ареал. Интенсивно возделываемые плантации плодовых культур. И конечно же — персиков.
Когда я вернулся с актива, Ева уже спала. Я разбудил ее. Сел, не снимая пальто, на край кровати и потряс ее. Она испуганно встрепенулась спросонья, не поняла, в чем дело, зажмурилась, терла глаза.
— Случилось что?
— Случилось.
Увидев меня в пальто, она, готовая к новым неприятностям, приподнялась на локте. И я, спеша и волнуясь, выложил ей все мои новости, все соображения, весь мой проект.
Она поняла не вдруг, какое-то время молчала и испуганно смотрела на меня. И только немного погодя смысл моих слов дошел до нее.
— Погоди. — Ева села на постели. — Повтори-ка все еще раз сначала.
И задала мне несколько вопросов. Очень существенных и деловых (кстати замечу: просыпаясь, она бывала куда более деловой, чем вечером, когда готовилась ко сну).
— Каких размеров, по-твоему, должен быть сад?