Адам и Эвелин

— В Лейпциге вчера собралось больше двухсот тысяч, а в Берлине скоро будет огромная демонстрация, абсолютно легальная.

— При чем здесь твоя куртка?

— Правда ведь, мы должны надеяться на то, что у них ничего не получится?

— Не говори ерунду.

— Нет, мы надеемся, что у них ничего не получится, а Эберхард надеется, что у них все получится, — вот какие дела.

— У меня правда другие заботы. Пойдем, пожалуйста!

— Сестрам и братьям с Востока святой Эберхард с удовольствием подарил бы свою куртку.

— Все, пошли!

Адам развернулся и пошел назад. Она смотрела ему вслед. На автобусной остановке он достал из урны газету, расправил ее на скамейке, сел на нее, вытянул ноги и сложил губы трубочкой, словно собираясь засвистеть.

Медленно, очень медленно Эвелин пошла обратно к скамейке. С каждым шагом она, казалось, преодолевала бескрайние пространства. Еще несколько вдохов, и она окажется около него, заглянет ему в глаза и просто скажет те слова, которые были ей очень знакомы и близки, так близки, что ей вдруг показалось бессмысленным произносить их вслух.

51 ЦЮРИХСКОЕ ОЗЕРО И ЗЕЛЕНЫЙ СВЕТ

— Не надо было нам расходиться — я так и знала, что ничего не получится.

— Марек ведь тоже пока не пришел.

— Нам надо было просто подняться на борт, и все. А теперь мы стоим здесь, как дурочки, остались ни с чем!

— Но мы ведь много посмотрели. А в наказание мы сейчас все это съедим и ничего им не оставим.

— Как они называются?

Катя открыла маленькую белую картонную коробочку и приподняла ее, чтобы прочитать голубую надпись:

— Люк-сем-бур-гер-ли, Шпрюнг-ли.

— Так как они все-таки называются?

— Ну, «шпрюнгли», «попрыгунчки» — сами в рот прыгают.

— Розовые — самые вкусные.

— Возьми еще одну.

— Может, оставим им хотя бы по одной?

— Да ладно, еще купим.

— У тебя так много денег?

— Да это всего пара франков. О деньгах мы сегодня не думаем.

— Странно, правда?

— Что?

— Что у нас теперь такие деньги, на которые можно что угодно купить. Ты к этому уже привыкла?

— Эти «шпрюнгли», — проговорила Катя с полным ртом, — невозможно описать, внутри холодные и тают, и вдруг, когда тебе кажется, что все уже растаяло, попадаешь зубами на что-то твердое, это самый классный момент.

— А вершины, снежные вершины, они так светятся, как будто ведут прямо в небо. Иногда мне кажется, Адам живет на другой планете! Я стою перед всем этим и такое счастье испытываю, а он, он этого даже не замечает.

— Ты скормила ему не самую приятную новость.

— Ведет себя, как будто он один на белом свете.

— Вы что, с тех пор правда друг с другом не разговариваете?

— Да.

— Ни словом не перемолвились?

— Вообще ни словом.

— А он хочет ребенка? Что-то ведь он сказал?

— Он спросил, кто отец. А потом сказал, что ему нужно подумать.

— И уже десять дней полное молчание?

— Пять дней, я раньше не смогла, у меня просто язык не повернулся.

— Не понимаю, как вы можете пять дней друг с другом не разговаривать?! Он только что был такой веселый, он и Марек.

— Наверное, я не вовремя сказала. Он разослал резюме, огромное количество. Но так ничего не делается, это тебе каждый скажет. Нужно самому ходить, работы показывать, знакомиться с людьми. Я ему сказала: ты должен стараться, преодолевать себя, мы ждем ребенка. Слова о ребенке стали для него последней каплей.

— Жаль, а я надеялась…

— Он каждую ночь куда-то уходит, почти каждую. Когда спускаешься по лестнице, пол ужасно скрипит — и эти двое, конечно, просыпаются и пытаются понять, что происходит. Эберхард даже подумал, что Адам хочет спалить ему дом. Он уже дважды заходил ко мне в спальню в пижаме. Черт, здесь так красиво, а этот мне и тут все портит!

— Здесь правда просто невероятно. Ты когда-нибудь что-нибудь слышала о зеленом луче? Это самый редкий свет, который бывает; только когда воздух очень чистый и видно, как солнце садится в воду, тогда вдруг может появиться луч изумрудного цвета, короткое неземное сияние. Возьми меня под руку. Может, произойдет что-нибудь хорошее.

— А вдруг Марек придет, а его все не будет?

— Придумаем что-нибудь. Завяжи шарф, у тебя совсем замерзший вид. Мне кажется, Адам прямо испугался, когда увидел счет.

— Ему хотелось всех пригласить, ему нужно было это ощущение.

— Но зачем было сразу в «Террасу», или как они тут это произносят? Мы могли бы войти в долю.

— Пусть, так правда лучше. Вы и так поездку оплачиваете. Это его деньги за машину. Чем быстрее он их потратит, тем лучше. Лучше всего, чтобы у нас вообще ничего не было, — может, он тогда что-нибудь поймет.

— У него, кажется, даже ладони вспотели.

— Он и пахнет как-то по-другому. «Как-то» мне, конечно, нельзя говорить, когда он поблизости, но все равно это правда.

— Это тебе из-за беременности так кажется.

— Нет, он правда по-другому пахнет.

— Адаму выпала дурацкая роль.

— Прекрати. Мог бы взять пример с Марека — этот пробился, ему даже немецкий пришлось выучить, а теперь он уже скоро диплом получает. Марек — просто золото, ради него я бы даже католичество приняла.

— Не думаю, что он католик, по крайней мере, я ничего такого пока не заметила.