Адамант Хенны

АВГУСТ, 2, РАННЕЕ УТРО, ВОСЕМЬ С ПОЛОВИНОЙ ЛИГ ЮГО-ВОСТОЧНЕЕ ХРИССААДЫ, ЛАГЕРЬ РАБОВ

Серый не мог спать. До побудки оставалось ещё немало времени, сотня его спала, спал и весь огромный лагерь невольников – которых почему-то харадские военачальники упорно именовали «свободными воинами Великого Тхерема».

Невдалеке заскрипели колёса огромных возов, что везли в лагерь бочки с водой от ближайших колодцев. Воды давали мало, хватало не всем, и возле бочек постоянно затевались драки. Зашевелились сонные караульщики-рабы – им бегом, наперегонки, нестись к возам, едва те остановятся.

Серый упруго поднялся на ноги. Никто не заставлял его этого делать, но каждое утро он обходил свою сотню, словно повинуясь накрепко усвоенной в прошлом воинской привычке. Толку от обходов вроде бы как и не было – но люди отчего-то чувствовали себя увереннее, если первое, что они видели, просыпаясь по глухому грохоту кожаного била, – фигуру Серого, молча обходящего занятый сотней пятачок.

– Мы уже, уже, сотник. – Двое парней покрепче, поддерживая кандальные цепи, заторопились с бадьями к бочкам. Никто из спящих не пошевелился – предстоял тяжёлый день, и каждый старался урвать полную меру отпущенного хозяевами сна.

Продолжая обходить лагерь, Серый оказался возле самой границы. По углам располагались посты дозорных тхеремцев – но ограждения вокруг отсутствовали. Несмотря на заманчивую близость кустов, бежать никто не пытался. Слишком свежи были ещё в памяти крики тех, что рискнули. Ищейки и ловчие кречеты отыскали их мигом. Расправа была суровой: пойманных оставили умирать над пышущими жаром углями, и идущие мимо колонны рабов угрюмо взирали на казнь… Все надеялись, что там, где сошлись армии Харада и неведомые орды южных пришельцев, станет полегче. Должны же им будут дать оружие, в конце-то концов! И расковать… А вот тогда посмотрим, кто кого…

Так – или почти так – думало громадное большинство в невольничьем войске, что неуклонно продвигалось всё дальше и дальше на юг…

Шагах в пяти от зарослей Серый остановился. Нет, у него не возникло и мысли о побеге (хотя оставленные бичом полутысячника рубцы сильно саднили) – просто там, в чаще, ему почудилось какое-то движение – словно кто-то опрометью, из последних сил, продирался сквозь сплетения ветвей, отчаянно пытаясь уйти от недальней погони.

А погоня и впрямь близилась. Лязгало оружие, храпели и ржали кони; харадские охотники уверенно гнали жертву к краю леса.

Серый замер, прислушиваясь. Ему казалось, что весь лагерь должен подняться на ноги – но все вокруг спали, добирая остатки ночного отдыха. Часовые-харадримы лениво потягивались на своих постах – Серый, даже стоящий невдалеке от кустов, не возбуждал в них особого рвения. Никуда не денется – в кандалах-то! А если по дурости и попытается бежать – так на то собаки есть.

Жертва неслась из последних сил. И – прямиком к тому месту, где застыл Серый.

Листва дрогнула, и на рыбака воззрилось хорошенькое, но до предела измученное девичье личико – всё исцарапанное, исхлёстанное ветками. Золотистые волосы спутались, разметались в беспорядке. Большие серые глаза мгновенно наполнил ужас – едва только девушка увидела стоящего перед ней закованного в кандалы человека, а невдалеке – харадских лучников. Но позади настигала погоня, и на лице беглянки появилось выражение обречённости. Серый заметил, как она потянула из ножен лёгкую саблю.

И тогда одними глазами Серый приказал ей:

«Иди ко мне!»

Часовые равнодушно глазели по сторонам. Шум погони раздавался уже совсем близко – и беглянка наконец решилась. Одним рывком она преодолела пустое пространство – и оказалась рядом с Серым. Не произнеся ни слова, тот мгновенно толкнул её к спавшим вповалку людям. Девушка быстро кивнула – и, ловко прикрыв краем одежды роскошные золотые волосы, тотчас притворилась спящей.

Никто ничего не заметил. Только десятник, среди людей которого Серый спрятал беглянку, быстро взглянул на Серого и тотчас же кивнул. Если сотник что-то делает – значит, так надо.

Затрещали кусты. Караульные, спохватившись, вскинули луки – но тотчас же и опустили. Из зарослей вырвалась кавалькада тхеремских охотников за рабами; на длинных сворках ярились псы-ищейки. Старший из охотников что-то крикнул караульному, и совсем не требовалось знать харадский язык, чтобы понять – он спрашивает: «А не пробегала ли здесь?..»

Часовые дружно замотали головами. Мол, ничего не видели, ничего не знаем. Псы же внезапно заскулили, упираясь лапами в землю и явно не желая идти дальше.

Серый внимательно и пристально смотрел на них. Старший над погоней досадливо плюнул, зло рявкнул на жмущегося к конским копытам пса и развернул скакуна. За ним, горяча коней, понеслись и остальные поимщики.

Серый неспешно повернулся спиной к зарослям. Лицо его блестело от обильного пота. Казалось, он только что перетаскал на собственных плечах добрую сотню неподъёмных тюков.

Всё происшествие заняло совсем не много времени.

И тут грянула побудка.

АВГУСТ, 3, СЕРДЦЕВОЙ ХАРАД