На похоронах было много народу, хотя, конечно, малыш никого из них никогда не видел. Люди пришли, чтобы поддержать родителей. Двор был полон. Затем все медленно поднялись на гору, потому что здесь мертвых хоронили в горах. У семьи было свое крошечное кладбище — две высокие белые стелы, окруженные фигурной решеткой, которая была чем-то похожа на балкончик, а старшему напоминала кроватку малыша. Двоюродные братья разложили тряпичные стулья, поставили виолончели на траву и вынули из футляров флейты. Раздалась музыка. Когда пришло время, люди отошли в сторону, и старший остался в одиночестве. Он этого не заметил. Гроб осторожно опустили на веревках. Когда он погрузился в чрево горы, старшего охватил страх, такой сильный, что он подумал: «Надеюсь, ему не холодно». Затем, приковав взгляд к земле, которая медленно поглощала малыша, старший, осознавая, что прощается с братом, дал ему обещание, которое никто не услышал: «Я тебя не забуду». На похороны пришел врач, который когда-то вынес вердикт и следил за состоянием малыша в течение восьми лет. Он напомнил, что малыш прожил гораздо дальше, чем должен был. Он также сказал, что эта маленькая неожиданная жизнь стала доказательством того, что медицина не может всего объяснить. «Думаю, потому что его очень любили», — шепнул он родителям.
С тех пор старший рос, ни к кому особо не привязываясь. Привязанность слишком опасна, считал он. Люди, которых вы любите, могут легко исчезнуть. Он — взрослый, который понимает, что счастье потерять просто. Случается ли что хорошее или дурное, это его не волнует. Настоящего покоя в его сердце нет. Он стал человеком, чье сердце замерло. В нем что-то окаменело, но он не стал бесчувственным, скорее стойким, непробиваемым, с ровным отношением ко всему, что происходит вокруг. Он постоянно начеку. Когда он выходит после собрания или из кино и включает мобильный телефон, то часто испытывает облегчение. Он не получил никаких панических сообщений. Никто не умер, не произошло никакого несчастного случая. Судьба не забрала дорогого ему человека, и в семье все хорошо. Если кто-то опаздывает на пять минут, если автобус вдруг замедляет ход или сосед не появляется несколько дней, он чувствует, как внутри у него нарастает напряжение. Беспокойство пустило в нем корни, проросло, как крепкое, жизнестойкое горное деревце. Может быть, когда-нибудь это пройдет. Может быть, не пройдет никогда.
Он просыпается посреди ночи в холодном поту. Ему снилось, что с малышом происходит что-то плохое. Он хочет убедиться, что с братом все в порядке. Вспоминает, что его больше нет. Его всегда это удивляет, как будто время над памятью не властно. Ему всегда кажется, что малыш умер буквально вчера. Ему говорили, что время лечит. Но такими ночами он понимает, что время ничего не лечит, совсем наоборот. Со временем боль только усиливается, каждый раз становится чуть сильнее. Что осталось? Печаль. Он не может забыться, это означало бы потерять малыша навсегда. Он встает и перекусывает. Смотрит из окна на городскую ночь, которая гораздо тише ночи в горах. Ему потребовалось много времени, чтобы привыкнуть к городу. Собаки на поводке долго казались ему чем-то ужасным. И летом в городе не было шума природы, цикад, жаб. Начиная с марта он непроизвольно поглядывал на небо в надежде увидеть первых ласточек, а в июле прислушивался, не раздастся ли стрекот стрижей. Он искал запахи: навоза, вербены, мяты, и звуки: колокольчиков, реки, жужжания насекомых, ветра, шуршания древесной коры. Потом он привык к ровной местности, он, знавший только горы, землю без следов ботинок и женских каблуков. Он обладает знаниями, которые в городе совершенно не нужны. Что толку знать, что каштаны не растут выше восьмисот метров над уровнем моря, что из орешника получается отличный лук? Толку никакого, но он и к этому привык. Он отдает себе отчет, насколько могут быть бесполезны знания.