Адаптация совести

— Он еще смеет жаловаться, — гневно сказал Тублин.

— Подождите, — попросил Гуртуев, — там говорят об очень важных вещах.

— И еще один вопрос, — продолжал Баратов, — только честно, если возможно. Предельно откровенно. Сколько у вас было женщин? Я имею в виду — интимных партнерш? Не вашу жену, конечно, а других женщин. Только не говорите, что вы идеальный муж. Наш разговор все равно не передадут вашей супруге, он для этого слишком секретный.

— Много, — честно признался Дронго.

— Не пять и не десять? — настаивал Баратов.

— Гораздо больше. — Он уже понимал, почему собеседник так настойчиво спрашивает его именно об этом.

— Я так и думал. А теперь вспомните, сколько было у меня. Я ведь не мог получать удовлетворение другим способом. Просто ничего не выходило. Нужно было либо терпеть, что просто невозможно, либо идти и убивать, что гораздо легче. Теперь понимаете?

— Вы перепутали жанр. Я не смогу быть вашим адвокатом — ни в силу своего характера, ни в силу своего положения.

— А я и не прошу. Мне важно, чтобы меня поняли. Чтобы потом меня не выставляли обычным психопатом, который чокнулся на сексуальной почве. Все это неправда.

— И вы хотите рассказать мне, как все было?

— Я хочу, чтобы именно вы попытались меня понять. Не простить, а понять. Прощения я все равно не заслуживаю, но понимание мне просто необходимо. В конце концов, у меня растут двое племянников, дети моей сестры. Они должны узнать, что я не был тем чудовищем, о котором сейчас наверняка пишут во всех газетах.

— Вы хотите сказать, что не совершали этих преступлений?

— Совершал. Конечно, совершал. Я не отказываюсь ни от одного из них. Более того, после нашей беседы я буду готов давать показания по каждому эпизоду своих преступлений. Представляю, как сейчас радуется полковник Тублин, который слушает нашу беседу… Но сначала я обязан поговорить именно с вами, попросить вас поверить в мою искренность и, если хотите, даже проверить все факты, о которых я вам сообщу.

— Он сошел с ума? — вздыбил брови Тублин. — Зачем ему это нужно?

— Артист, — зло отвечал Резунов, — хочет сыграть на публику.

— Нет, — возразил Гуртуев, усаживаясь поудобнее, — все это гораздо серьезнее. Он ведь сам пытается проанализировать собственное падение. Возможно, мы получим уникальную возможность выслушать его беспощадный анализ собственной судьбы. Это исключительно важно и для криминалистики, и для психоанализа его поступков. И в конце концов, это важно и вам. Ведь он, не скрывая ничего, призна€ется во всех своих преступлениях. А вам будут нужны его показания, чтобы оформить все необходимые протоколы.

Резунов и Тублин переглянулись. Оба офицера внутренне не соглашались с ученым, но это был тот случай, когда необходимо было промолчать и не возражать.

В другой комнате Дронго задал вопрос:

— Когда и как погиб ваш отец?

Глава 3

@Bukv = Баратов помрачнел. Провел рукой по лицу, словно отгоняя неприятные воспоминания.

— Говорят, что все начинается в детстве, — глухо пробормотал он, — и негативные детские потрясения вырастают потом в большие проблемы. Но у меня не было таких проблем до пяти лет. Счастливое детство, рядом любимые папа и мама, старшая сестра… А потом случилась авария на комбинате, и мой отец погиб. Была даже не его смена, а его товарища, Корнея Стасильникова, — но отец, узнав об аварии, поспешил на комбинат. Вместо него должен был идти Стасильников, но он струсил, и пошел мой отец. Он погиб первым, вместе с ним — еще четверо. Стасильников получил ожоги, но остался жив. На похоронах он плакал и кричал, что это он должен был погибнуть вместо моего отца.

Он тяжело вздохнул.

— Мне было только пять лет. Про похороны мне рассказала мать. Я, конечно, ничего не помнил. А отец остался в памяти высоким, всегда задорно смеющимся мужчиной. Вот так я и остался в пять лет сиротой.

Он посмотрел на неподвижное лицо Дронго.

— У вас тоже нет отца? — догадался Баратов.

— Нет, — мрачно ответил Дронго.

— С детства? Вы тоже выросли без отца? — уточнил Баратов.

— Он умер недавно, — пояснил Дронго, — ему было уже за восемьдесят. Но боль от утраты до сих пор не проходит.

— Тогда вы можете себе представить, что именно я испытывал всю свою жизнь, — вздохнул Баратов.

— Не могу, — признался Дронго, — не могу даже представить. Это так тяжело — расти без отца. Мне даже в пятьдесят не хотелось его терять, а когда вам в десять раз меньше… Понимаю, что больно и несправедливо. Но таких семей в мире миллионы…

— И не во всех семьях, где погибает отец, вырастают дети-уроды, — закончил за него Баратов.

— Я не был так категоричен, — ответил Дронго.

— Этот негодяй хочет его разжалобить, — усмехнулся Тублин.

— Не думаю, — возразил Гуртуев, — ведь по материалам дела установлено, что отец Баратова действительно погиб, когда тому было только пять лет. Он говорит правду. Пока, во всяком случае.