Адаптация

Знакомо вам ощущение: если сильно выпил с вечера или не спал всю ночь – то ранним утром, когда выйдешь на улицу и посмотришь на мир, он станет более прозрачным, чем раньше. И те его стороны, что ты давно уже не замечал, высветятся специально для тебя каким-то особенным внутренним светом. У нас было так же, хотя мы не напивались и спали ночью, и бодрствовали днем. Европа, где я бывал раньше несколько раз, высветилась иначе. Весь Кельн поблек и слился с текущим мимо Рейном, зданиями на берегу, возвышая над собой только одно темное и величественное сооружение, которое немцы называют Дом. Кельнский собор. Это было странно – все исчезает и пропадает, и только Дом стоит раздвоенной, остроконечной, устремленной в небо дорогой.

– Это неудивительно, – сказал нам молодой улыбчивый немец по имени Йохим, с которым мы разговорились на вокзальной площади перед собором, – есть такая теория, что на земном шаре все вещи делятся на настоящие и второстепенные. Второстепенные – это сорняки, которые, впрочем, нужны для поддержания жизни, потому что мир не является идеальным. А если бы он был идеальным – сорняки бы завяли. Но так не бывает, без сорняков нельзя. В одной немецкой сказке маг дарит герою волшебные очки, через которые можно видеть только настоящих людей, здания, вещи, а все второстепенные исчезают, как будто бы их и не существовало никогда. Вот Дом – он настоящий. В войну Кельн был разрушен, и только Дом остался, – говорил нам Йохим, когда мы шли по улице, удаляясь от собора. – В любом месте, в любом городе можно найти свой Дом.

Йохим хотел угостить нас истинно кельнским пивом – кельшем. Но куда бы мы ни заходили, везде подавали какое угодно пиво, но только не кельш. Йохим с растерянной улыбкой разводил руками: вот это да, не думал, что в моем родном городе будет трудно найти кельш! Может, бармены перестали носить волшебные очки? – смеялась Лиза, и я переводил ее слова на английский. – Ладно, – сказал в конце концов Йохим, – я знаю, где кельнское пиво есть точно, но только вы не смущайтесь.

Мы пришли в бар для геев, отодвинув пластиковые шторы при входе, и нам действительно принесли в невысоких и узких, похожих на мензурки стаканах, пиво. Оно было особенно вкусно тем, что было кельшем. «Главное – индивидуальность, – кивал Йохим. – Как говорил Ницше, „главное, не спутайте меня с кем-то другим“.

Речь Йохима лилась Рейном, мы слушали его и вставляли свои втекающие в его поток реки, причем, несмотря на полное незнание Лизой английского, на котором Йохим говорил лучше меня, они оба хорошо и радостно понимали друг друга. Ничего в жизни не бывает случайно и все для чего-нибудь нужно, – уютно кивал Йохим с мензуркой пива в руке. Да, недаром он встретил нас в этих самых волшебных очках, вычленяющих из мира главное и отбрасывающих вторичное. «Как ты думаешь, – спрашивал я Йохима, – эти очки общие для всех людей или у каждого они свои?»

«Это все равно что поиск истины, друг, – с задумчивой улыбкой отвечал немец, – как ты думаешь, может быть истина у каждого своя? Если так, то было бы шесть миллиардов Домов, а не один. Или миллиарды солнц, у каждого разные. Но солнце у всех одно, и греет всех одинаково. Конечно, истина может быть раздроблена на осколки, как в одной индийской сказке, где рассказывается о том, что сначала истина была дарована людям в виде необыкновенно красивого драгоценного сосуда. По приказу Вишну вся сила и красота истины была воплощена в хрустальном сосуде, увидев его, каждый понимал, в чем же заключается истина. К сосуду, установленному высоко в горах, началось паломничество. Но когда дьявол понял, что скоро все люди на земле познают истину, он превратился в орла, схватил когтями сосуд, взлетел высоко в небо и бросил его вниз. Истина разбилась, с тех пор ее осколки разбросаны по всему миру. И теперь, чтобы найти истину, нужно как можно больше путешествовать и собирать эти осколки, а не сидеть дома и довольствоваться только одним блестящим кусочком.

– А знаете, что больше всего интересно? – говорил через пару часов Йохим, заказав всем по пятому кельшу. – То, что время иногда меняется. Вот как сейчас. С вами, ребята, я становлюсь моложе – теку, как вода, назад, в то время, когда я только закончил университет и поехал на практику в Ленинград. Я еще не был женат, это сейчас у меня жена и трое детей… Честное слово, мне сейчас кажется, что у вас в России еще только началась та самая перестройка, которая сделала вашу страну похожей на остальные страны. И ваш русский капитализм все еще в зародыше, и социализм еще не кончился… Честное слово, – улыбался Йохим, – посижу тут с вами еще час, два и стану школьником, а потом младенцем, и втеку обратно в свою маму. Я становлюсь моложе не от воспоминаний, нет… А будто возвращаюсь куда-то, во время, когда я не был таким искушенным… Пожалуй, еще один кельш, и пойду к детям и жене!