Адаптер

— Только попробуй умереть! Я тебя из-под земли достану! — прорычала Ю-ли и вышла, не оглядываясь. Спускаясь к детям, она вжалась в угол между этажами и глухо зарыдала, заставляя себя выжать все слезы и безудержную тревогу, чтобы не напугать детей, не дать им заподозрить неладное. Стояла глубокая ночь, но Мана всегда просыпалась, не находя Лиз в комнате. Девочка всегда чувствовала, что мама ушла.

В медкабинет вошли полицейский и охранник. Они потоптались у двери, с немым вопросом смотря на молодого старика.

— А вы чего пришли? Вас тут не хватало, — недовольно буркнул молодой старик.

— Мы так, пожелать удачи. Лиз, ты не злись на нас. Мы же не знали, что на самом деле происходит, а система сама вас идентифицировала. Никто из нас доноса не писал, — с грустью сказал охранник. Ему было не по себе, особенно в ярком белом свете медкабинета, где ему не удавалось спрятать свою большую несуразную фигуру в черной форме.

Лиз приветливо улыбнулась и покачала головой. Она уже засыпала, и не особо понимала то, что ей говорят.

— После проверки нас всех отправят по этапу дальше, — сказал полицейский. — Уже пришло предписание: всех отправляют за четвертый круг.

— Ты остаешься? — спросил Беджан.

— Да, но меня могут вызвать обратно, если снимут ЧП.

— Не снимут, они его не для этого назначали, — ответил молодой старик и посмотрел на охранника. — Ты с нами пойдешь по этапу?

— Не знаю, я так и не понял, как могу выйти из круга, — охранник почесал лысую голову. — Ничего не понял.

— А тут нечего понимать. Слушай Беджана и делай, как он скажет, — молодой старик сверился с графиками и махнул на них рукой. — Выметайтесь, пора начинать.

— Удачи, мы ждем тебя обратно, Лиз, — сказал полицейский и кивнул Беджану. — Оставайся с ними. Мы тебя определили в лазарет. Сами справимся.

Они вышли. Лиз крепко обняла Беджана и поцеловала. Затем оттолкнула его, чтобы он слез с кушетки. Она рассмеялась, игриво смотря на мужа.

— Пьяная женщина, но все равно прекрасная, — сказал молодой старик и закрепил на руках и ногах датчики. Лиз дернулась, электроды оказались до боли холодными.

— Ты знаешь, что надо делать. Не мне тебе объяснять, путь найдешь сама, а команду входа в исходный код ты знаешь, — молодой старик следил за ее зрачками, боясь, что она уже стала невменяемой.

Лиз закивала и улыбнулась, весело им помахав.

Беджан и молодой старик сели напротив на кушетку, устало облокотившись на стену. Как бы ни были они уверены, усталость и нарастающая тревога победили, заставляя опустить руки и не отрывать взгляда от нее. Лиз уже не видела и не слышала их, она отключилась за две миллисекунды после активации контролера. Она вспомнила, что еще девочкой так играла со своим мозгом, находя ночью этот путь обратно к себе, безумно пугаясь, убегая прочь под хлесткими ударами кнута нейроконтролера. Теперь же он был слаб, с трудом ударяя по мышцам, не вызывая боли, скорее это было даже приятно. Боль медленными волнами спускалась от шеи к ногам, заставляя пульсировать и сокращаться все мышцы. У нее свело ноги от ступней до таза, стало очень горячо, волной жара переходя выше, в обратном направлении, заставляя мышцы сокращаться чаще, сильнее, пока не свело все тело, изгибая позвоночник, заставляя биться на кушетке.

Беджан среагировал первый, успев вложить в рот пластиковый цилиндр. Лиз сжала его зубами, почти разгрызла, продолжая волнообразные судороги. Вдруг она выгнулась, став в мостик на голове, держась на пятках и, ощутив сильный пульсирующий оргазм, закричала и рухнула на койку, больше не шелохнувшись.

Мир исчез. Существовал ли он вне ее сознания, Лиз не знала. Существовала ли она, а разве в этом был смысл? Больше не было ни чувств, ни мыслей, ни понимания себя, ощущений своего тела, пространства и времени. Вот уж действительно выдуманная человеком ложь, желание подчинить мир скоротечности своего существования. Времени не было никогда, оно и не могло существовать вне границ разума человека.

Лиз больше не существовала. И нет, она не могла этого понять или осознать, ведь и сознания больше не существовало. Она знала путь, или не она, а что-то иное, стремящееся к цели. И это иное не двигалось, не летело или растворялось в глубинах бесконечности, оставляя позади потухшую фигуру с бесконечным количеством граней. Это иное отталкивала все от себя, притягивая цель. По-другому это и назвать было нельзя, и если бы Лиз могла, то она бы постаралась запомнить, чтобы потом передать Ю-ли. Останется лишь безграничная власть над собой, она войдет в каждую ее клетку, наполнит ее без остатка. Иное, ставшее ею, отбрасывало от себя атаки нейроконтролера, становившиеся все слабее и незаметнее. Иное притянуло к себе цель, и Лиз вновь стояла у двери с позеленевшей от старости медной ручкой. Она открыла дверь и вошла.