Но опять же, такой особый акт может быть понят по-разному, и в том числе в качестве особой жизненно-животной воли и власти. То есть такое запредельное может быть приравнено к противостоянию действительного женского природного и несущественного рассудочного. И природное может быть понято в качестве сильно-действительного, а рядом возле него должно (может) присутствовать слабое человеческое рациональное в качестве обслуги, в виде свихнувшегося Фауста, не способного понять действительно-происходящее. (Grau, teurer Freund, ist alle Theorie und grün des Lebens goldner Baum.) Но каков итог таким воззрениям, и почему в результате такого только вырождение? Или нет? И последующие, следующие «трем…» переживут вот этих? Или нет?
И тут стоит уточнить то, что субстанциональные представления о человеке – это достаточно поздняя традиция, а представления «о не субстанциональном присутствующем тут» и его «связи с каким-то тем (чем, им, этим)» – это старое мышление, по сравнению с более поздними философскими системами, пытавшимися изобрести субстанцию ментального.
Если предположить, что человек – это только тело, и в нем нет никакого «мета», тогда это только «тело», или только какая-то негативная физика. И такая физика не содержит в себе никакой благой природы, и это обычное нечто, а точнее, это «субстанциональное ничто», как и другое случайное «вещное ничто», порожденное ею.
И в «таком ничто», или «вещи среди вещей», в том переходящем, проходящем и исчезающем – сложно обнаружить нечто универсальное, вечное, беспредельное, абсолютное, то есть нечто благое и священное – или противоположное этому.
И к такому можно относиться, как и к любой «вещи», предполагая «все» возможные и невозможные манипуляции с такой вещью. То есть то, что стало «вещью» – может быть подвергнуто любому износу, любой эксплуатации, которая может доходить до любых крайних пределов.
Можно предположить, что только некая «душа»31
делает людей равными, и только некое «духовное»32 позволяет снять различные противоречия и разности33, причем снять их не тут и не «там», а в каком-то «другом».Процедуры и упрощение
И всегда можно заменить понятие «душа» словом «лицо», уравнивая всех после такой процедуры перед неким принципом-законом, отрицая при этом необходимость метафизической «души», но такая подмена будет иметь далекоидущие последствия. В итоге такое уравнивание через принцип-лицо в предметной обыденности низведет все к банальной физике и процедурам. А после «изменяем процедуры» и «работаем с физикой как угодно», потому как на самом деле существует только вот такая «физика», ну а процедуры – это то, о чем можно передоговориться при необходимости…
Но и «беседа о душе – это не просто необходимая фикция», позволяющая остановить обязательное овеществление человека. И признание «мета» в качестве только «необходимой фикции» или «принципа» – это начало конца, это путь, ведущий всегда в одном и том же направлении…
И, конечно же, «овеществление» – это всегда удаление «всеобщего человека» и замена его чем-то другим, чем-то дегуманизированным и представленным затем в качестве вещи. Но, на самом деле, «предметное тут» или «конкретное тут», то, «которое отрицает другое», всегда слабое ничто, так как нет никакого «непосредственного мира предметов», а присутствует только нечто происходящее… Наличествует проносящийся вихрь, схватываемый через непредметные понятия, такие, например, как «человек», «время», «пространство», «клетка», «белок», «нация», «число», «предмет», «закон», «природа»… То есть сам происходящий «вихрь» – это и «мета» в его схватывании, но и одновременно – это нечто неопределимое таким схватыванием. И поэтому «мета» – это не только необходимая фикция, а это обычное присутствие тут того, кто как бы существует «конкретно», но без возможности эту конкретность «зафиксировать».
То есть все не так однозначно, как это кажется физикалистам. Конечно же, предъявить дух в качестве предмета – невозможно, так же, как и остальное вроде бы обыденное… И что означает предъявить «предмет»? В таком представлении «о предъявлении» и вся современная наука – это «разговор ни о чем», так как в ней тоже «предъявить предмет» – это достаточно сложно, а точнее, невозможно. А в наличии будут только: строгие разговоры, связанные эксперименты, нечто потом происходящее, какая-то значительность. То есть такие разговоры-упрощения могут создавать нечто, с помощью чего можно особым образом взаимодействовать с этим происходящим.
И тут нужно снова возвращаться к разговору о конкретном выделенном мышлении, о его инструментальности, о том, что такое мышление – это сверхинструмент, позволяющий с помощью него, с помощью созданных моделей, концепций, а затем и другого произведенного получить неограниченную власть над этим миром, при этом даже не понимая, что есть этот мир на самом деле, что есть эти модели… «что есть?».