Адель

Особенно терраска, где надо бы посадить липу и поставить скамейку, и пусть она подгниет и зарастет мхом. Вдали от Парижа, в домике в провинции, она откажется от того, что, по ее мнению, действительно определяет ее, от своей истинной сущности. Той самой, о которой никто не знает, и поэтому она – ее главный вызов окружающим. Оставив эту часть себя, она будет только тем, что они видят. Поверхностью без объема и без оборотной стороны. Телом без тени. Она уже не скажет себе: «Пусть думают что хотят. Все равно они не знают».

Там, в красивом доме под сенью липы, ей уже не сбежать. День за днем она будет натыкаться на саму себя. И пока она будет ходить за покупками, стирать, помогать Люсьену с уроками, ей придется найти причину жить. Что-то выходящее за пределы той прозаичности, которая еще в детстве душила ее, заставляя говорить, что нет наказания ужасней семейной жизни. Ее бы тошнило от этих бесконечных дней – просто быть вместе, кормить друг друга, смотреть друг на друга даже во сне, ссориться из-за ванны, искать себе занятия. Мужчины вытащили ее из детства. Они вырвали ее из этого вязкого возраста, и она променяла детскую пассивность на сладострастие гейши.

* * *

– Умела бы ты водить, сама бы забрала своего мужа. Так у тебя было бы больше свободы, разве нет?

Лорен была раздражена. В машине Адель рассказала ей, как провела ночь. Она не стала говорить все. Под конец она смущенно призналась, что ей нужно занять денег.

– Я знала, что Ришар хранит дома какие-то деньги, но тратить их мне не положено, понимаешь? Я очень быстро все верну, обещаю.

Лорен вздохнула, нервно барабаня пальцами по рулю.

– Ладно, ладно, дам я тебе денег.

Ришар ждал их в палате, держа сумку на коленях. Он терял терпение. Административными процедурами занималась Лорен, Адель просто ходила за ней по коридорам больницы, безмолвная и усталая. В руке она держала талон, который дают на входе в приемный покой. Она сказала: «Это наш», но обращалась не к блондинке за стойкой.

Когда они вошли в квартиру, Адель понурила голову. Она могла бы поставить букет цветов на низкий секретер. Загрузить посудомойку. Купить вина или пива. Или плитку того шоколада, который Ришар так любит. Могла бы повесить на вешалку пальто, которые валялись на стульях в гостиной, пройтись губкой по умывальнику в ванной. Проявить внимание. Преподнести сюрприз. Быть готовой.

– Так, давайте я пойду куплю что-нибудь на обед, – предложила Лорен.

– Я не успела сходить в магазин. Вообще как-то ни с чем не управилась. Я схожу, пока ты будешь отдыхать. Куплю все, что ты захочешь, все, что тебе нравится. Только скажи, ладно? – обратилась Адель к Ришару.

– Мне без разницы. Все равно я не голоден.

Адель помогла Ришару устроиться на диване. Взялась за гипс на уровне икры, осторожно приподняла его ногу и положила ее на подушку. На пол поставила костыли.

Дни шли, а Ришар не двигался.

* * *

Жизнь возвращалась на круги своя. Люсьен приехал домой. Адель вернулась в офис. Она хотела погрузиться в работу, но почувствовала, что ее отстраняют. Сирил принял ее холодно:

– Ты в курсе, что Бен Али свергли, пока ты играла в медсестру? Я оставлял тебе сообщения, не знаю, получила ты их или нет, но в итоге мы послали Бертрана.

Она тем сильнее чувствовала себя в стороне оттого, что в редакции царила очень эмоциональная атмосфера. Проходили дни, и ей казалось, что коллеги вообще не отрывались от экрана телевизора, стоящего посреди опен-спейса. День за днем мелькали кадры наводненного людьми проспекта Бургибы. Молодая, шумная толпа праздновала победу. Женщины плакали в объятиях солдат.

Адель повернулась к экрану. Она узнавала все. Проспект, по которому она ходила столько раз. Вход в гостиницу «Карлтон», где она курила на балконе последнего этажа. Трамвай, такси, кафе, где она подбирала мужчин, пахнущих куревом и кофе с молоком. Тогда ей нечего было делать, кроме как слушать тоску народа, щупать вялый пульс страны Бен Али. Она писала совершенно одинаковые материалы, до смерти унылые. Проникнутые смирением с судьбой.

Коллеги в ошеломлении закрывали рот рукой. Они затаили дыхание. Теперь пылала площадь Тахрир. «С дороги, с дороги». Там сжигали тряпичные чучела. Декламировали стихи и говорили о революции. Одиннадцатого февраля, в семнадцать часов три минуты, вице-президент Сулейман объявил об отставке Хосни Мубарака. Журналисты вопили и кидались друг другу на шею. Лоран обернулся к Адель. Он плакал.

– Потрясающе, правда? Подумать только, ты ведь могла быть там. До чего некстати эта авария. Не повезло.

Адель пожала плечами. Она встала и надела пальто.

– Ты сегодня не останешься? Мы будем следить за событиями в прямом эфире. Такое в жизни журналиста случается только раз!

– Нет, я пойду. Мне надо домой.

Ришар нуждается в ней. После обеда он звонил три раза. «Не забудь мои лекарства». «Купи мешки для мусора». «Когда придешь?» Он ждет ее с нетерпением. Без нее он ничего не может сделать.