Аденауэр. Отец новой Германии

Аденауэр прибыл в Париж в качестве не только главы правительства, но и министра иностранных дел: еще в сентябре, напомним, решением нью-йоркской конференции западным немцам было разрешено создать свой МИД, и президент Хейс специальным декретом назначил Аденауэра первым руководителем новообразованного министерства. Визиты во Францию его предшественников вызывали не особенно приятные исторические ассоциации. Бисмарк посетил Париж после победоносной франко-прусской войны и провозгласил там создание Второго германского рейха. Брюнинг приехал туда в 1930 году с просьбой о предоставлении займа. Гитлер прибыл в Париж спустя день после капитуляции Франции. Ни один из этих трех прецедентов, естественно, не годился для данного случая. Прием, который французы оказали высокопоставленному западногерманскому гостю, не отличался особой пышностью. На аэродроме Бурже его встречал один Моннэ. Поселили его не в какой-либо государственной резиденции, а в простом номере отеля «Крийон», где во время немецкой оккупации имели обыкновение останавливаться эмиссары рейха. Организованная для него на следующий день поездка но достопримечательностям Парижа была достаточно краткой, сопровождавший его Франсуа-Понсе выглядел как конвоир, охраняющий опасного преступника. Президент Франции Венсан Ориоль пригласил Аденауэра на завтрак — мероприятие не для самых почетных гостей. Потом продолжение знакомства с городом, — словом, все совсем не похоже, как язвительно писали газеты, на триумфальное шествие Гитлера по улицам Парижа в 1940 году.

Сам Аденауэр, видимо, тоже не испытал особой радости от этого первого своего официального зарубежного турне. Франсуа-Понсе и Бланкенхорн пытались увлечь его красотами Собора Парижской богоматери и Лувра, но без особого успеха. Они устроили ему обильный ужин в ресторане «Люка-Карто» на площади Мадлен, убедив его пренебречь на сей раз заповедями умеренности в еде и напитках; однако ни богатый стол, ни изысканные вина не подняли ему настроения. Большее впечатление на него произвела чопорная роскошь Елисейского дворца и Кэ д'Орсе; бывший бургомистр Кёльна хорошо понимал значение внешних аксессуаров для дипломатического дискурса.

Один из самых важных эпизодов визита ускользнул от внимания прессы. Речь шла о тайной встрече с генеральным директором министерства финансов Израиля Давидом Горовицем. Она состоялась по инициативе Аденауэра и была посвящена проблеме выплаты репараций Израилю за преступления холокоста. Федеральный канцлер уже давно размышлял над этой проблемой; для него здесь присутствовал и личный аспект: он был многим обязан щедрости Дании Хейнемана, а еще раньше — поддержке, которую ему оказывала еврейская банковская община Кёльна. В беседе с Горовицем он заявил о принципиальной готовности заключить соответствующее соглашение с израильскими властями; о конкретной сумме речи не шло; Аденауэру было известно, что еще месяц назад, в марте, правительство Израиля предъявило оккупационным властям счет на полтора миллиарда долларов для взыскания с немцев в качестве компенсации за преступления гитлеровцев против еврейского населения Европы; эта сумма составляла больше половины всех субсидий, которые Западная Германия получила но «плану Маршалла»; обсуждать ее Аденауэр не стал, резервировав это для последующих переговоров.

Парижское турне закончилось так же, как и началось, — тихо и скромно, без какой-либо помпы. В июне того же года Аденауэр совершил поездку в Рим. Там его принимали по более высокому разряду. Италия не принадлежала к числу держав-оккупантов, и де Гаспери устроил для западногерманского канцлера и министра иностранных дел встречу, помпезность которой оказалась для того, по-видимому, явной неожиданностью. Теплоте атмосферы способствовало и то обстоятельство, что де Гаспери, уроженец провинции Тренто, входившей когда-то в состав Австро-Венгрии, бегло говорил по-немецки.- Вдобавок итальянский премьер был католиком, как и Аденауэр, и так же, как он, усвоил с пользой для себя положения папских энциклик «Рерум новарум» и «Квадрагезимо анно». Сердечность оказанного ему в Риме приема превзошла все, что он испытал в этом плане ранее. Его амбиции соответственно выросли, и это сказалось на ходе переговоров с западными союзниками.

К лету 1951 года Бланк и Хальштейн сумели на удивление быстро довести до завершения трудную задачу отделения зерен от плевел в «плане Плевена». В конце июля был уже готов промежуточный доклад, отразивший общие, согласованные позиции всех заинтересованных сторон. Предполагалось создать «Европейское оборонительное сообщество» (ЕОС) с непременным участием немецкого контингента. Аденауэр был удовлетворен, но не вполне.