Аденауэр. Отец новой Германии

Курьез или не курьез, а советская пропаганда не замедлила отреагировать на «план Плевена» рядом достаточно привлекательно выглядевших инициатив. Вначале было предложено созвать совещание министров иностранных дел четырех держав с целью обсуждения вопроса о полном выводе оккупационных войск с германской территории. Затем по директиве Москвы Народная палата ГДР, которая полностью контролировалась СЕПГ, приняла резолюцию о проведении свободных выборов во всех четырех зонах. Аденауэр отреагировал резко отрицательно: он считал, что осуществление этих инициатив неминуемо приведет к тому, что вся Германия попадет под советское влияние, а возможно, и под полный контроль СССР. Иной точки зрения придерживался старый соперник Аденауэра, ставший в его кабинете министром по общегерманским вопросам, Якоб Кайзер; он так же, как и лидер оппозиции Шумахер, считал, что документ Народной палаты заслуживает рассмотрения. Советы, но правде говоря, вряд ли надеялись, что их инициативы будут приняты Западом: речь шла, повторим, об искусном пропагандистском маневре, рассчитанном на раскол среди западногерманского населения и на соответствующее воздействие на общественное мнение. В какой-то мере это удалось. Английское и французское правительства согласились на созыв конференции четырех держав, правда, на уровне не министров иностранных дел, а их заместителей, которые должны были подготовить повестку дня для своих шефов. Конференцию предлагалось провести весной 1951 года, местом ее проведения должен был стать Мраморный дворец в Париже.

Таким образом, на рубеже 1950–1951 годов одновременно работали три команды переговорщиков с разными участниками и разными мандатами, и в каждой из них чувствовалось прямое или косвенное влияние личности нашего героя, а кроме того, началась подготовка к четвертому форуму, к которому он не имел отношения, но возможные результаты которого его крайне волновали. Что касается текущих переговоров, то, во-первых, это были дискуссии но «плану Шумана», где западногерманскую делегацию возглавлял, как мы помним, Хальштейн, во-вторых, менее содержательные, но достаточно активные попытки вдохнуть жизнь в «план Плевена» (со стороны ФРГ главной фигурой был Теодор Бланк, бывший профсоюзный деятель, а ныне член фракции ХДС в бундестаге) и, в-третьих, диалог с Шумахером, Нимеллером и другими противниками перевооружения, диалог, который ввиду его важности вел сам канцлер. Что его особенно беспокоило — это перспектива возможного сближения взглядов представителей Востока и Запада на предстоявшей конференции в парижском Мраморном дворце; достижение взаимопонимания между бывшими союзниками разрушило бы все, к чему он стремился и над чем работал в последние пять лет. Ситуация на внутреннем фронте тоже не сулила радужных перспектив: неуклонно рос дефицит в торговле, росла воинственность профсоюзов. Неудивительно, что морщины на лице Аденауэра стали еще глубже, на коже на нервной почве появилась экзема.

Между тем с первой половины 1951 года стали появляться и признаки перемен к лучшему. Война в Корее стимулировала спрос на продукцию западногерманской индустрии, начался экономический подъем, снизился уровень социальной напряженности, с профсоюзами в январе было достигнуто соглашение о расширении прав рабочих на соучастие в управлении их предприятиями. Что касается международных дел, то к апрелю успешно закончились переговоры по «плану Шумана»: договор о создании ЕОУС был готов к подписанию, а переговоры в Мраморном дворце, напротив, благополучно зашли в тупик. Такова была обстановка, в которой 11 апреля 1951 года начался первый официальный визит немецкого бундесканцлера в Париж; во время него должен был состояться торжественный акт подписания договора о ЕОУС.