Аденауэр. Отец новой Германии

В этой сложной обстановке Аденауэр сделал ловкий ход: он решил организовать нечто, что позднее стало называться «большой коалицией». Ранее все политические комбинации в Кёльне разыгрывались между представителями двух партий: с одной стороны, это были национал-либералы, партия крупной промышленной и торговой буржуазии, с другой — партия Центра, представлявшая менее социально гомогенные слои католического населения. Социал-демократия, выражавшая интересы неимущего промышленного пролетариата, оставалась при этом за бортом; между тем ее политическое влияние значительно усилилось — особенно после включения в городскую черту Кёльна промышленных районов правого берега Рейна. Аденауэр, как это и положено правоверному католику, всегда считал социал-демократов некими исчадиями ада, однако ради укрепления своих личных позиций решился пойти на контакт с ними.

Ему повезло: вместо агрессивных марксистских фанатиков он, к своему немалому удивлению, обнаружил во главе кёльнской организации СДПГ людей, вполне благонамеренно настроенных, расположенных к кайзеру и выступавших в принципе за поддержку военных усилий Германии. Недаром лидер местных социал-демократов Вильгельм Зольман удостоился со стороны одного из высших чиновников империи характеристики, в которой присутствовали такие эпитеты, как «замечательный, мужественный, смелый, прямой» и т.п.

Зольман был примерно одного возраста с Аденауэром. Он родился в 1881 году в Тюрингии, был подмастерьем в Кёльне, одно время даже посещал гимназию, но бросил ее на том основании, что тамошнее образование мало что может дать ему для реальной жизни. Он был абсолютным трезвенником и сектантом (отколовшаяся от традиционного лютеранства группа, к которой он принадлежал, носила несколько таинственное название «добрых храмовников»). При этом он в качестве редактора местной хроники в «Рейнише цейтунг» потчевал читателей весьма ядовитыми комментариями на злобу дня на основе вполне марксистского идейного инструментария. В 1913–1914 годах он стал ведущей фигурой в скандале, связанном с разоблачением и последующим осуждением группы коррумпированных служащих кёльнской полиции. При общем мнении о нем как о «приличном человеке», это, казалось бы, был вряд ли подходящий партнер для такого католика-консерватора, как Аденауэр.

И тем не менее они нашли друг друга и договорились. По условиям этой договоренности социал-демократам гарантировались три места в городском собрании созыва 1918 года, признавалась необходимость ликвидации антидемократической трехклассной избирательной системы в Пруссии, Аденауэр отметил особые заслуги, беднейших слоев кёльнского населения в поддержании благосостояния города и торжественно обещал в будущем обратить особое внимание на их нужды. На основе этих трех пунктов Зольман от лица СДПГ выражал готовность вплоть до окончания войны лояльно сотрудничать с властями. Фактически это означало, что такую же позицию займут и местные профсоюзы.

Между тем в кругах Центра и национал-либералов продолжались старые партийные дрязги. Новые лидеры местной организации партии Центра — юрист Гуго Меннинг, человек жесткий и неразборчивый в средствах (в этом отношении он напоминал Германа Каузена, о котором речь шла выше), и бывший типографский служащий Йоханнес Ринге, представлявший «производственное» крыло партии, — не особенно симпатизировали Аденауэру, он казался им неким аскетом, чиновником-сухарем, тем не менее они признавали за ним качества добросовестного администратора и были готовы до поры до времени терпеть его как компромиссную фигуру на местном политическом Олимпе.

Либералы не имели такой жесткой иерархической структуры в партийном руководстве, однако если говорить о неформальном лидерстве в этой группе политиков, представлявших крупную буржуазию, в особенности же те ее слои, которые нажились на военных поставках, то эту роль, несомненно, играл банкир Луис Хаген. Отпрыск старинного еврейского семейства Леви (он изменил фамилию, женившись на дочери промышленника-католика; по этому случаю он сменил и вероисповедание), Хаген уже к началу войны был очень богатым человеком: он входил в советы директоров ряда компаний — общим числом тридцать девять (!), был президентом кёльнской Торговой палаты, признанным меценатом (от университета до зоопарка — все были облагодетельствованы его дарами). Приглашение в его дом считалось высшей честью для любого кёльнского политика. Формальный лидер местных либералов, Бернхард Фальк, был фактически его креатурой. Некоторую суверенную базу последнему обеспечивали руководящее положение в местной еврейской общине и тот факт, что его супруга имела аналогичный статус в системе женских организаций города.