Аденауэр. Отец новой Германии

Кёльн был одним из главных пунктов, куда свозили тех, кому посчастливилось выбраться из верденской мясорубки калеками, ранеными или контуженными. Госпитали были переполнены жертвами военного безумия — слепыми, обожженными. Нашлось ли у кёльнских нотаблей, целиком погруженных в планы будущей избирательной кампании, хотя бы несколько часов, чтобы посетить эти юдоли печали, утешить страждущих, поддержать дух врачей и сестер, навести порядок, разобраться со злоупотреблениями? Ни в их переписке, ни в воспоминаниях нет об этом ни слова. Может быть, такие посещения имели место, просто они не зафиксированы документально? Может быть, а может быть, и нет. Если так, то это поистине печальная глава в биографиях ведущих кёльнских политиков того времени, включая, разумеется, и биографию Аденауэра.

Для нашего героя было по крайней мере одно смягчающее обстоятельство: госпиталь был у него на дому. К началу 1916 года Эмма уже практически не вставала. Главе семьи пришлось взять на себя все обязанности но воспитанию детей (их, напомним, было трое) и но уходу за больной женой. Эмма отказалась от сиделки, и все ее обязанности перешли к Конраду, включая регулярные перевязки но нескольку раз в день (у Эммы на теле к тому времени открылись глубокие незаживающие язвы). Вечера заботливый супруг проводил у постели больной, нежно поглаживая ее руку, пока она не засыпала. По воскресеньям, если погода позволяла, он отправлялся с детьми на природу, в Семигорье, рассказывая им всякие истории о своем детстве, о деревьях и цветах, которые им попадались но пути. Все было очень скромно, еду брали с собой, если и покупали что но дороге, то какую-нибудь мелочь. Это была разрядка и для детей, и для самого главы семьи. Его старший сын вспоминает, что отец был способен норой даже весело пошутить, не вставал в позу ментора и вообще вел себя с ними как со взрослыми.

Увы, это были не более чем просветы в мрачной атмосфере неуклонно приближавшейся развязки. В сентябре 1916 года состояние Эммы стало быстро ухудшаться: она буквально таяла на глазах. Она вообще уже не поднималась с постели, боли не отпускали ее ни на минуту. Именно в этот момент Аденауэр был срочно вызван на какое-то совещание в Берлин. В его отсутствие произошла беда: семья отравилась грибами. У детей все ограничилось обычными в таких случаях расстройствами, но для ослабленного организма Эммы удар оказался роковым: у нее окончательно отказали почки. Она скончалась 16 октября 1916 года в возрасте тридцати шести лет.

Смерть жены сильно подействовала на Аденауэра. Он долго сидел у тела усопшей, машинально перебирая розы, покрывавшие одеяло, под которым лежала покойница. На панихиде и на похоронах он ни на минуту не отходил от гроба; по его настоянию обычный годичный траур был продлен еще на шесть недель. Воскресные вылазки на Семигорье прекратились, вместо этого Конрад проводил время в душеспасительных беседах с братом Гансом (он, напомним, был священником). Все домашние дела легли на плечи престарелой матери. Она, очевидно, пыталась делать все, что могла, но возраст брал свое. В доме происходили постоянные стычки со слугами, которых Елена обвиняла в воровстве. Поистине «жизнь превратилась в ад», как позднее отзывался об этом времени сам Аденауэр.

Зима 1916–1917 годов вообще была тяжелой. Верденская мясорубка к тому времени прекратилась, зато развернулась битва на Сомме, и поток раненых вновь захлестнул Кёльн. Работы и забот Аденауэру прибавилось. Старший сын Конрад вспоминает, что отец тогда несколько раз ходил с ним кататься на санках в Семигорье, но прежнего веселья уже не было. На фотографии, сделанной в этот период, Аденауэр выглядит неважно: глаза глубоко запали, на лице печать какой-то с трудом сдерживаемой ярости. Он сильно похудел, волосы заметно поредели.

Беда никогда не приходит одна. В один из мартовских дней 1917 года глава семейства в положенное время не явился к обеду. Через два часа — звонок из госпиталя Святой Троицы: заместитель бургомистра попал в автомобильную аварию и в данный момент находится на операционном столе; обстоятельства аварии неизвестны, о состоянии пострадавшего им сообщат. Можно себе представить, какое впечатление эта новость произвела на домочадцев. Бабушка принялась обзванивать всех: полицию, врачей, предполагаемых свидетелей… Постепенно картина выяснилась: водитель Аденауэра, но всей вероятности, заснул за рулем, и машина врезалась в проходящий трамвай. Шофер практически не пострадал, зато пассажиру не повезло: выброшенный силой инерции с заднего сиденья, он пробил лицом стеклянную перегородку, отделявшую его от водителя, нос и лицевые кости оказались переломанными, нижняя челюсть выбитой, осколками стекла были повреждены оба глаза.