Аденауэр. Отец новой Германии

Результаты выборов не принесли неожиданностей. Нацисты стали самой многочисленной фракцией в собрании, хотя абсолютного большинства не получили. Объявив недействительными мандаты депутатов-коммунистов, они преодолевают последнее препятствие на пути к захвату власти. Для Аденауэра все ясно: бургомистром ему остается быть считанные дни. Но он все еще остается председателем прусского Государственного совета и утром следующего дня после того, как были объявлены результаты выборов, решает отправиться в Берлин и требовать аудиенции у Геринга; он будет жаловаться на нарушения, имевшие место в ходе избирательной кампании в его родном городе. Таков, во всяком случае, названный им мотив отъезда. Ему удается ускользнуть от наряда штурмовиков, расположившегося подле его дома, но в поезд он садится не в Кёльне, а в Дортмунде, куда добирается в машине, любезно предоставленной в его распоряжение банкиром Пфердменгесом.

В Берлине он останавливается не как обычно в отеле «Кайзерхоф», а в официальной резиденции председателя Государственного совета на Вильгельмштрассе — через два дома от резиденции Геринга. Аудиенции у него приходится ждать три томительных дня. За это время он узнает из радионовостей, что нацистский гаулейтер Кёльна, Йозеф Гроз, захватил здание ратуши и с ее балкона провозгласил, что прежний бургомистр, д-р Аденауэр, низложен. Его преемником будет некий Гюнтер Ризен, который заявляет, что готов выполнять обязанности бургомистра бесплатно.

Когда Геринг наконец соизволил принять Аденауэра, первое, что тот узнал, было известие о начале расследования по фактам его «финансовых злоупотреблений». Аденауэр, естественно, все отрицал и, в свою очередь, пожаловался на незаконность отстранения его от должности бургомистра. Геринг заявил, что ему об этом ничего не известно и, во всяком случае, он тут ни при чем. Он во всем разберется, но его выводы будут зависеть от результатов расследования. На этом аудиенция завершилась.

Аденауэр счел за благо пока остаться в Берлине. Здесь он как официальное лицо под надежной охраной полиции, штурмовикам до него не добраться. С ним Гусей, его окружают реликвии прусского двора, но это не примиряет его с холодной атмосферой служебных апартаментов. Здесь он узнает, что депутаты рейхстага от его партии дружно проголосовали за внесенный Гитлером закон «О преодолении бедственного состояния народа», который устанавливает режим тотальной диктатуры. На Брюнинга и остальных членов фракции Центра, очевидно, повлияли доводы старого протеже Аденауэра, прелата Кааса: мол, Гитлер все равно силой возьмет то, что он хочет, так лучше дать это ему добровольно, авось он их отблагодарит. Партия Центра, как и другие, проголосовавшие за этот закон, тем самым сами подписали себе смертный приговор.

Позорный акт состоялся в рейхстаге 23 марта 1933 года, и эту дату можно считать последней в истории Веймарской республики. Любые акции правительства Гитлера получали отныне легальную санкцию. Одна из этих акций прямо коснулась нашего героя. 4 апреля окружной президент Рейнланда направил ему официальное извещение о начале процедуры формального отрешения его от должности бургомистра Кёльна. Впредь до завершения этой процедуры он отстраняется от исполнения своих служебных обязанностей. Ему прекращается выплата содержания, его счет в «Дейче банк» замораживается. Не позднее 25 апреля он должен очистить официальные апартаменты председателя прусского Государственного совета. Положение его незавидное: ни денег, ни дома, ни работы. В письме к Хейнеману, отправленном 11 апреля, он характеризует свое положение как «поистине отчаянное — и с внешней, и с внутренней стороны». Сын Макс, посетивший его в это время, обнаруживает человека, находящегося в состоянии «глубочайшей депрессии».

ЧАСТЬ III. ГЕРМАНИЯ ГИТЛЕРА

ГЛАВА 1. ПОГРУЖЕНИЕ ВО ТЬМУ

«Мне ничего не надо, только мира и покоя»[20]

На пятьдесят восьмом году жизни наш герой оказался полным банкротом. Не только в том плане, что он лишился всех средств к существованию, но и в более широком смысле слова. Ему грозил суд, притом в обвинении фигурировали не только экономические, но и политические преступления: вновь всплыла тема его поддержки рейнского сепаратизма. От него отвернулись почти все те, кого он считал своими друзьями и союзниками. Он нашел временное прибежище в городе, который он никогда не любил, оторванный от семьи (Гусей не могла оставить детей надолго — она вскоре уехала обратно в Кёльн и лишь изредка вырывалась в Берлин навестить мужа). А его партия, ее лидеры? Они, те, с кем он «плечом к плечу шел на протяжении почти двадцати семи лет», совершили акт «трусливого предательства». Можно понять горечь, с которой Аденауэр изливал эти свои чувства по отношению к бывшим сподвижникам в личном письме, датированном 1 апреля 1933 года.