Адепт Источника

— Вот именно. После твоих символических похорон только об этом и говорили. И когда отец, выдержав двухнедельную паузу, издал указ о назначении Брендона наследником престола… гм, с формулировкой: «в связи с констатацией факта гибели сына нашего Артура» — это уже ни для кого не явилось неожиданностью.

— Раз так, то почему же Брендон не стал королем?

— Потому что Амадис оказался еще большим подлецом и негодяем, чем можно было подумать, — гневно ответила Бренда. — Отец рассчитывал лет через двадцать пять — тридцать возвести Брендона на престол, передать все бразды правления в его руки, а самому уйти в тень и спокойно умереть. После завершения Рагнарека он чувствовал усталость от жизни и понимал, что долго не протянет.

— Это все понимали, — заметил я.

— В том числе и Амадис, а также его мерзкие дружки и любовницы. При известии о назначении Брендона наследником они совсем озверели и сразу же начали бешеную кампанию по его дискредитации. Они активно распускали порочащие его слухи, ему приписывались все смертные грехи, в частности, что якобы он спит со мной. Это была их козырная карта. — Бренда негодующе фыркнула. — И представь себе — многие поверили. Или же сделали вид, что поверили.

— А отец?

— Он хорошо знал нас обоих и понимал, что мы на это не способны. Зато другие наши родственники… Ох уж эти родственники!

— То есть, семейный совет отказался утвердить назначение?

— Категорически, — ответила Бренда и в сердцах добавила: — Вот олухи-то! Впоследствии они горько пожалели об этом, но было уже поздно.

— А отец не пробовал оказать на них давление?

— Пробовал, но все безрезультатно. Он давил, сколько было сил… а сил у него оставалось совсем мало. Может быть, тебя удивит это, но ты очень много для него значил, по-своему он даже любил тебя, хотя говорят, что ему было чуждо такое чувство, как отцовская любовь. После твоего исчезновения отец впал в глубокую депрессию, все чаще стал замыкаться в себе, поговаривали даже, что он тайком смотрел телевизор. Представляешь!

Я содрогнулся. В моей памяти еще были свежи детские сказки-страшилки о людях, которые, днями просиживая у «дьявольского ящика», постепенно деградировали и превращались в растения. Конечно, нет ничего плохого в том, чтобы иногда посмотреть хороший фильм или узнать свежие новости из мира, который тебя интересует; в принципе, это так же невинно, как прочитать книгу или газету. Но если копнуть глубже, то подавляющее большинство телепередач призваны скрасить серые, однообразные будни простых людей, утомленных повседневными хлопотами и борьбой за существование, дать выход их неутоленной жажде новизны, позволить им хоть на время сбросить с себя оковы обыденности. Что же касается Властелинов, к услугам которых неисчислимое множество самых разнообразных миров и которые воочию могут повидать все, что захотят, будь то футбольный матч, вооруженное ограбление банка или взрыв сверхновой звезды, — им нет нужды предаваться грезам о несбыточном перед голубыми экранами. А если Властелин все же начинает смотреть телевизор — смотреть по-настоящему, увлеченно, самозабвенно, упоенно, — то это верный признак того, что им овладела апатия, безразличие ко всему на свете, что он потерял вкус к жизни и готовится умереть…

— Так вот, — продолжала Бренда. — Видя, как чахнет отец, Амадис принялся добивать его без жалости и милосердия. Сторонники нашего сводного братца начали клеветать на маму, обвиняя ее в том, что будто бы она изменяет отцу. Досталось также и всем нашим сестрам, естественно, брату Александру, и даже крошку Пенни они не обошли стороной.

— Мерзавцы! — воскликнул я, вскипая от ярости. — Что они ей сделали?

— Лично ей — ничего, — успокоила меня Бренда. — Амадис просто использовал ее, чтобы злить отца, зная, какую боль причиняет ему любое напоминание о твоем прегрешении с Дианой. Тогда Пенни была еще ребенком и ничего толком не понимала, поэтому мы с Брендоном взяли ее под свое покровительство, чтобы оградить ее от происков Амадиса и гнева отца. Вот так и началась наша дружба.

Я облокотился на стол и обхватил голову руками.

— Господи Иисусе! — простонал я. — Как это гадко!

Бренда удивленно взглянула на меня.

— Ты стал христианином? Как брат Александр?

Я тихо вздохнул, не отрывая взгляда от дымящейся в пепельнице сигареты.

— Я сам не знаю, кто я теперь, — откровенно признался я. — Но если я и христианин, то уж точно не такой, как Александр… А ты что, имеешь предубеждение против христиан?

— Вовсе нет, — сказала Бренда. — Коль скоро на то пошло, после Митры мне ближе всего Иисус. Я живу в христианском мире, мой муж был католик…

Я поднял голову и в изумлении воззрился на сестру.

— Так ты замужем?!

Не знаю, почему это так поразило меня. Наверное, потому что в моей голове никак не укладывалось, что она уже взрослая женщина, что ей сорок лет, а может, и больше. Я ведь помнил ее маленькой девчушкой и до сих пор думал о ней как о ребенке.

— Была замужем, — после короткой паузы уточнила Бренда; гневные нотки в ее голосе сменились печальными. — Мой муж погиб в авиакатастрофе. Он был простым смертным.