Адепт

Дэвид опустил карандаш и слегка поддел им крышку.

— Интересно, что это за кость? — спросил он, осторожно манипулируя ластиком.

— Я почти не разбираюсь в таких вещах. Похоже на лучевые кости. Или на часть передней лапы. Только не спрашивай меня, какой твари она принадлежала. — Сьюзен подняла руку, прикинув размеры своего предплечья. — По крайней мере это существо было гораздо меньше человека.

— Может быть, ребенок, — мрачно предположил Дэвид, окончательно откинув крышку.

От того, что они увидели, у них перехватило дух. Драгоценная «метка» лежала на толстой подкладке из черного бархата, прикрепленная к ней множеством мелких колечек из слоновой кости. Замысловатый узор из кружевной платины напоминал что-то живое, одновременно и гармоничное и сложное, как произведение природы, наподобие прожилок зеленого листа. Она легко бы уместилась на ладони Дэвида.

— Какое чудо, — сказал Дэвид.

Сьюзен опустилась на колени, чтобы взглянуть поближе. Забрав у Дэвида карандаш, она подальше отодвинула крышку полуразложившейся коробки и взялась за первый ящик. Девушка наклонила палисандровый ларец к свету. Платина переливалась и блестела, как серебро. Почти не дыша, Сьюзен наклонила голову и стала рассматривать рисунок.

Он был соткан из тонкой платиновой проволоки, которая становилась тоньше по мере удаления от центра. Было не совсем понятно, как все держится вместе. Металл прихотливо ветвился и переплетался, расходился и стягивался в узлы, образуя одно целое. Если бы расплавленную платину заливали в форму, ею пришлось бы заполнить тысячи мельчайших капилляров без единого обрыва или пузырька, чтобы образовать столь сложную конструкцию. С другой стороны, на металле не было заметно никаких следов обработки инструментом.

Дэвид подошел к книжной полке и взял энциклопедию. Полистав ее, он сказал:

— Тысяча семьсот шестьдесят восемь градусов по Цельсию. Больше трех тысяч по Фаренгейту.

Сьюзен вопросительно взглянула на него.

— Температура плавления платины, — пояснил Дэвид. — Я просто пытаюсь понять, как можно было сделать такую вещь. — Он продолжал читать: — Послушай: «Уникальное свойство платины — способность повреждать инструменты по работе с металлом. Соприкосновение с платиной может сломать даже прочные карбидвольфрамовые резаки». Никогда о таком не слышал.

— Я тоже. Но зато я знаю, почему в «Макдоналдсе» используют ножи из пластмассы.

Дэвид пропустил ее слова мимо ушей.

— Не представляю, как такую штуку могли изготовить в древности, — пробормотал он. — Для ее создания понадобилась бы сварка, но это полный бред.

— А в чем проблема? — спросила Сьюзен.

Дэвид ответил:

— В институте я изучал инженерное дело и немного разбираюсь в металлообработке. Хорошая сталь появилась сравнительно недавно, так как ее нельзя сделать без очень сильного нагрева. Сварка — еще более позднее изобретение, поскольку для нее необходимо сосредоточивать исключительно высокую температуру на очень малой площади. По сравнению с этой безделушкой чистая сталь — детская забава. Речь идет о современных технологиях. «Метка» не могла быть создана позже, чем два столетия назад. Боюсь, нас одурачили.

Сьюзен возразила:

— Может быть, это уникальное изделие. Вспомни фестский[13] диск — надписи на нем сделаны с помощью металлических печатей за три тысячи лет до Гуттенберга.

Дэвид улыбнулся.

— Черт, как же я забыл о фестском диске! — сказал он иронически.

— Только не говори мне, что никогда не был в Музее Ираклиона[14], — воскликнула американка, притворившись, что потрясена его невежеством.

Она решила объяснить по-другому:

— Ладно, возьмем Александрийскую библиотеку. Александрия была столичным городом, где процветали свобода слова и страсть к познанию, воплощенные в гигантском книгохранилище. Но толку от этого было немного. Возможно, к концу первого тысячелетия индустриальная революция уже стояла на повестке дня, однако для нее потребовалось куда больше, чем одна-единственная справочная служба, пусть даже очень крупная. — Она замолчала и приложила ладонь ко лбу. — Слушай, может, поговорим об этом за завтраком? Иначе я грохнусь в обморок от голода.

Дэвид сказал:

— Господи, конечно.

Он опустил крышку внутренней коробки, захлопнул верхний ящик и убрал его обратно в саквояж. Потом оглянулся по сторонам, раздумывая, куда его пристроить.

— Отодвинься немного, — попросил он Сьюзен, все еще стоявшую на коленях у дивана.

Девушка встала и отошла к двери. Дэвид приподнял заднюю часть дивана, и Сьюзен увидела, что с внутренней стороны каркасной сетки зияет широкая дыра. Дэвид поставил саквояж на пол и осторожно опустил диван. Саквояж полностью исчез внутри дивана.

Сьюзен усмехнулась:

— Бьюсь об заклад, ты уже проделывал этот фокус.

Браун покачал головой:

— Нет, сегодня в первый раз. Просто я вспомнил, как разорвал сетку, когда втаскивал сюда диван во время переезда. — Он отступил назад, оценивая свою работу. — Как-то не хочется оставлять такую вещь на видном месте.

Сьюзен кивнула:

— Я тебя понимаю.