Именно на этой планете слуги Адептус Механикус производили вирус Пожирателя Жизни для больших флотов сегментума Обскурус. Хот я в те времена для осуществления Экстерминатуса широко применялись циклонные и инсинераторные торпеды, и даже некоторые члены Инквизиции по причинам, которые уже давно были Механикум непонятными, осуждали использование Пожирателя Жизни, магосы биологис Адептус Механикус все еще создавали это одно из самых потрясающих вооружений древней Терры. Архимагос биологис Вэйвор не раз повторял, что плоть несовершенна, а то, что ее уничтожает, воистину является восхвалением Омниссии.
И они славили Омниссию непрерывным производством. Подобно сосудам учреждение пронизывали теплообменные элементы и трубы для отвода токсичных отходов, выбрасывающие ядовитые отходы в загрязненную атмосферу и гниющее море. В защищенных лабораториях, некоторые из которых были даже окружены пустотными щитами, иссохшие генеторы создавали то, чего никогда не смогли бы создать естественные биологические процессы. Их ядовитые творения производились и хранились в герметично запечатанных емкостях, которые рядами стояли вдоль нависающих над мертвым океаном галерей. В камерах фильтрации и смешения к многочисленной контролирующей и поддерживающей машинерии были напрямую подключены сервиторы. Их органика быстро разрушалась под воздействием едких токсинов, и, несмотря на прочность стали и тканей из пластика, многие из них выходили из строя уже через несколько дней после начала работы.
Вживление разьемов в мозг лишило Роттла знаний не только о том, почему он покинул Марс, но и о том, как он стал частью этого великолепного процесса. Согласно расчетам, работая в генетории Марса, он прошел некую проверку, или, возможно, получил повышение в должности. Сразу после прибытия его назначили ответственным за контроль над хорами чистоты, удерживающими токсины Пожирателя Жизни в пассивном состоянии во время производства. Также он занимался калибровкой генных цистерн и зажиганием люмосфоидов, следя, чтобы органика не испортилась — все во славу благословенного имени Омниссии. Роттл не обращал внимания на возможный риск. Слава Омниссии превыше всего.
Однажды адепта-биологис Иеронима Роттла повысили до магоса биологис. Он понял это по изменению своего статуса, когда подключался к центральной инфосети. Он не помнил, когда это произошло.
Он помнил, как архимагос биологис Вэйвор сказал, что понимание риска лежит в непосредственной близости от осознания собственной личности, а члены Механикус — всего лишь крошечные зубья в мельчайших шестернях всеобъемлющего творения Бога-Машины. И история Роттла началась именно в тот момент слабости, когда он осознал себя. Это было секундное проявление немногой оставшейся у магоса человечности, которое выжгло ее остатки.
Он давно уже бросил попытки исчислять время в стандартных имперских единицах — годы, дни, часы, и так далее, поскольку время давно стало лишь мерой созревания, развития и генетической обработки вируса. Но что Иероним Роттл действительно помнил, так это то, что попал сюда задолго до того, как наконец отринул свою человечность.
Галерея цистерн, с обеих сторон обрамленная большими выпуклыми окнами из оргстекла, проходила сквозь весь шпиль. Несмотря на бушующие снаружи воздушные потоки, в галерее свист ветра был едва слышен. Роттл осмотрел одну из цистерн, проверяя узлы воспламенения и правильность генетической сборки. Из-за освещения воздух казался желтым. Расположенные глубже в галерее цистерны и котлы скрывала тьма, но здесь свет от мерцающего оргстекла заставлял предметы отбрасывать резкие тени.
Внезапно освещение изменилось. На спину Роттла и на пол перед ним упала тень. Он развернулся, сервоприводы взвизгнули от непривычной скорости. В памяти всплыли наставления Вэйвора: шестерням Бога-Машины нужна лишь священная точность, и не нужна быстрота. Роттл не привык к скорости.
Сквозь оргстекло можно было увидеть левиафана, приближающегося к строению в потоках восходящего воздуха. Левиафаны были местными животными. Большие, наполненные газом пузыри позволяли этим огромным существам размером с грузовой челнок подниматься в верхние слои атмосферы, за пределы загрязненной ее части. Вэйвор говорил, что они безопасны, как вымершие киты Терры. Они питались обитающими в горячих восходящих потоках крилионами — микроскопическими бактериями, которые синтезировали менее ядовитые загрязняющие вещества и токсины. Это позволило левиафанам жить и процветать, в отличие от многих вымерших из-за присутствия на планете человека видов. Никакой другой жизни не существовало, и Роттл иногда думал о такой стойкости слабой плоти с чем-то сродни удивлению. Или, по крайней мере, оставшиеся у него центры чувств принимали это за остаточные синаптические импульсы удивления.