Адгезийская комедия

- Просто недалеко у вас зашло в первый раз, - перебил меня Кирилл. – Думаешь, не знаю, как радовалась, как мысленно прыгала от счастья? Я всё знаю!

- Неправда!

Я удивилась: Кирилл так много говорит, он же в основном молчал, а если говорил, то о плавании, об остальном ёмко и метко, со злой иронией. В плавании же каждый сам за себя, в юниорах борется уже не с соперниками, а с таблицей разрядов. В плавании много дисциплин, каждый считает свою дистанцию и свой стиль самым крутым, а остальных с их стилями и с их дистанциями принимает спокойно, опосредованно. Нет пловцов сильных во всём. Неужели он приревновал?

- Как ты его не послала-то? Он тебе втирал разную фигню, а ты уши развесила, смирилась. Да: он мастера взял, но призы никогда не потянет, вот и тебя за тобой тащит… А как он зимой снеговиков-то дубасил? Вот умора-то! Вот герой!

- Извини, Кирилл. Такого больше не повторится. Я очень и очень хочу с тобой быть. Хочешь, я поклянусь? – эти слова вырвались сами собой, помимо воли. «Поклянусь» – слово-то какое дикое, из страшных сказок.

- Рассказывай. Предавший один раз, предаст и во второй. Прогонишь, перестанешь общаться, тогда видно будет.

- Но мы с детства, он мой друг…

- Ну всё, прощай тогда.

- Подожди Кирилл! Не уходи! Не бросай меня! Подойди! Обними меня, пожалуйста.

- Лучше ты ко мне. А то… Как-то неудобно вот так сразу, ну же…

Я встала – между диваном и столом совсем узкий проход. Я наткнулась на Сенин короб с перфоратором - он привёз инструмент… Кирилл сидел и загадочно улыбался, он смотрел на меня с безумной любовью, с неземным обожание и … пропал! Я осталась стоять растерянная. Я злилась так же, как тогда, когда я стала открывать окно на кухне, увидев тролля за окном, мама меня остановила, и я злилась…

Глава вторая. Швабра

Очнулась я на диване под пледом, лампа не горела, за окном не брезжил, а накатывал рассвет… То был сон! Сон! Я лежала и приходила в себя, с меня катился пот. А где сквозняк-то? Откуда духота? Я лежала как парализованная, как полоумная, и счастливо улыбалась. Я думала: надо сказать Сене, чтобы больше не приезжал, надо вернуть инструменты, поблагодарить и вернуть. Сеня! не надо приезжать, а Кирилл, Кирилл… он мой! Мой навсегда!

- Ты почему мою швабру выкинула, а? – на месте, где сидел Кирилл, возникла тень, загораживая слабый рассвет. Тень махала руками-мельницами. – Где моя швабра, отвечай!

- Зинаида Алексеевна, здравствуйте! – обрадовалась я. - А мне сказали, вы умерли.

- Я умерла тринадцатого июля, а сейчас июнь, слава богу!

- Я то же самое её спросила: в этом году?, а она: в прошлом.

- Кто? – Зинаида Алексеевна встала и поставила руки в боки.

- Так жена вашего внука. Дох… То есть Катя.

- Ой, Мальвина, такая милашка Катюша. И как она могла так ошибиться. Правнучка у меня маленькая, красотуля, правда же? Верещит, аж ужи закладывает. Вся в меня.

- Угу.

- Что с тобой произошло?

- В смысле?

- В свинарнике живёшь, посмотри! Холодильника нет, чай в комнате кипятишь, крошками всё засыпала, а я между прочим босикоо-ом, босико-ом-м-м. – Она страшно замычала, как корова, я успела подумать, что соседи снизу точно сейчас прибегут. Зина пошла в обход, мимо стены, встала у меня в изголовье:

- Швабру гони, дрянь такая! Очистила угол!

- Так я думала – хлам.

- Это ты, дрянь, хлам!

- Сейчас, сейчас, я сама переживала честно, случайно вышло.

- Ладно врать-то! Поставила пластиковую хрень и думаешь отвяжешься теперь? А ну…

Она схватила меня за шкирку, я впилась руками в её руку, но Зинаида Алексеевна, несмотря на преклонный возраст, оказалась сильнее – она меня вытащила с дивана, футболка на мне треснула. Я взбесилась и стала бороться, трясти Зинаиду Алексеевну за грудки (она была в своём самом красивом халате, из плотного шёлка, в розочку - халаты были её страстью). Я трясла и бормотала что-то вроде: ну вы совсем в деменции, что вам от меня надо, мы же всегда так хорошо… Я не смогла закончить своё бормотание, я получила удар такой силы, что упала на диван головой назад, хорошо, что спинка у дивана мягкая… Диван понятно перевернулся – один угол-то перевешивал, я скатилась на пол. Я лежала лицом вниз, схватилась за ножку стола, не успела даже очухаться, как злая соседка схватила меня за подмышки и поволокла к окну – там от спинки дивана до окна всего метр. Но как она пролезла в этот проход со своей жирной филейной частью?

- Открывай окна, - приказала она.

- Мотыльки…

- Ты русский язык сечёшь? Открывай, кому сказала!

Я покорно, послушно, аккуратно, без всякого страха открыла окно.

- Пошли, - Зинаида Алексеевна была уже за окном. И я послушно «вышла» за ней, мы облетели дом, причём она увиливала от веток, а я постоянно на них натыкивалась – я же впервые летала… Такое чувство, состояние… Парящее, лёгкое, как под водой, когда скользишь после техничного старта.

Мы приземлились на помойке.

- В строительный мусор выбросила?

- Д-да…

- Тебе повезло. Четыре дня не забирали мусор. Ищи швабру. Мою! Любименькую! Несчастненькую! Швабру!