Адидас против Пумы. Как ссора двух братьев положила начало культовым брендам

Тапи наверняка расплакался от счастья, увидев свой фешенебельный кабинет. Для него, выходца из трущоб, это место было наивысшим достижением, и чтобы его заполучить, Тапи поклялся отказаться от любой другой деятельности, которая могла встать на пути его службы. Всего пару лет назад Adidas был «делом его жизни», однако VIP-ложе на футбольном стадионе казалось ему далеко не таким соблазнительным по сравнению с люксовым интерьером его министерства. Но эйфория была недолгой. Едва Тапи вжился в роль министра, как перед ним встал ряд весьма неприятных проблем. Все началось с угроз рабочих фабрики Adidas в Эльзасе, стоявшей на пороге закрытия, выступить с демонстрацией перед его резиденцией. Затем Тапи пришлось разбираться с финансовым скандалом, в котором был замешан его футбольный клуб «Олимпик Марсель». Но самый тяжелый удар ему нанес французский судья, открывший против него судебное дело о растрате. Этот процесс, к которому Adidas не имел никакого отношения, был инициирован его бывшим деловым партнером Жоржем Траншаном. 23 мая 1992 года, после каких-то 84 дней службы, Бернару Тапи пришлось уйти в отставку. Пост министра ему светил лишь в том случае, если он продаст свое предприятие и благополучно решит все юридические вопросы.

Когда Йегги разыскал его в канцелярии BTF на авеню Фридланд, в двух шагах от Триумфальной арки, француз недолго ходил вокруг да около: если Йегги сможет раздобыть деньги, Adidas будет его. За свою оставшуюся 55-процентную долю BTF-GmbH Тапи хотел по меньшей мере 450 миллионов марок, так как стоимость всего предприятия оценивалась в 880 миллионов марок. Мечта Рене Йегги могла исполниться. С тех пор как он четыре года назад взял в свои руки штурвал Adidas, он страстно желал приобрести пакет акций. Хоть Тапи и пообещал ему во время выкупа концерна 10-процентный акционерный опцион, впоследствии эта договоренность не вылилась ни во что, кроме повода к очередному конфликту между ними. После одного особенно жесткого спора в январе 1992 года Йегги даже заявил удивленным репортерам, что к концу года освободит свой пост. Но предложение, сделанное Тапи тем днем в Париже, он не мог отклонить.

С привычным энтузиазмом Тапи объяснял, что Йегги ничего не теряет. Если председатель правления сможет провернуть этот грандиозный выкуп концерна менеджментом с привлечением внешнего капитала, то он станет владельцем компании своей мечты, а также невероятно разбогатеет. Если же дело не выгорит, Йегги всего лишь оставит Adidas и получит подобающее вознаграждение. В качестве компенсации за акции, которые Йегги так и не получил, Тапи гарантировал ему внушительную «бонусную выплату». И в этот раз Йегги позаботился о том, чтобы соглашение было письменно задокументировано.

Независимо от того, удастся ли выкуп компании менеджментом, со стороны Бернара Тапи это был очередной умный ход. Если все пройдет гладко, он избавится от Adidas в течение нескольких недель. Но что Тапи интересовало больше всего, это реакция Стивена Рубина. Ловкий англичанин, только и ждавший шанса дешево выкупить акции, узнав о сделанном Йегги предложении, наверняка воспользуется своим правом преимущественной покупки в ближайшие дни. Тапи и Йегги, подписав соглашение, схватились за телефон, чтобы позвонить Рубину. Так началась затянувшаяся на несколько недель партия в покер на троих, где на кону стоял Adidas.

Этот звонок стал для Рубина словно гром среди ясного неба. Предыдущие недели он со спокойным удовлетворением наблюдал за черной полосой Тапи с помощью прессы. «В делах с Тапи главное было запастись терпением и выжидать, с расчетом на то, что он выкопает яму и сам в нее упадет», – объясняет Рубин. Но предложение о выкупе менеджментом нарушило планы Рубина. Он всегда считал Йегги своим союзником, и вдруг их интересы пересеклись. «Я бы не хотел оказаться с вами на атомной подлодке, Рене, – сказал англичанин. – С таким ненадежным человеком у штурвала недалеко и до Третьей мировой».

Следующим шагом Рене Йегги (при поддержке находившегося тут же Бернара Тапи) стал звонок лондонскому инвестиционному банкиру Джону Ботсу. Ботс, активно интересовавшийся Adidas три года назад, должен был прилететь в Париж ближайшим рейсом для обсуждения финансирования выкупа компании менеджментом. Йегги, между тем, провел ночь на раскладушке в парижском офисе Тапи. На следующий день прибыл Джон Ботс, и трио обговорило детали дела. Ботс был убежден, что он сможет раздобыть большую сумму денег в британских кредитных учреждениях. Йегги исходил из того, что и Питер Уберрот, директор американского подразделения, и японские друзья Йегги охотно вложатся в это. В целом миссия казалась выполнимой.