Адин Штейнзальц отвечает на вопросы Михаила Горелика

В отличие от России, у нас нет сумерек с их нюансами, и неуловимыми переходами, где добро причудливо переплетается со злом, где все зыбко и неопределенно

Адин Штейнзальц отвечает на вопросы Михаила Горелика

— Существует такая теория, что народ формируется той страной, в которой живет. Именно страна определяет его склад, облик, национальную особость.

— Я полагаю, это справедливо только отчасти и с большими оговорками. Характер народа в неменьшей степени определяется историей и типом культуры.

— Пусть отчасти и с оговорками. Можно обсуждать, насколько этот фактор важен и как он соотносится с другими факторами и как они взаимодействуют, однако ведь несомненно, что горцы отличаются от народов моря, а те и другие — от народов пустыни.

— Конечно, отличаются. Морские народы (финикийцы, греки, викинги) открыты и любопытны: всегда интересно узнать, что там — за морем, на другом берегу. Совсем другое самоощущение у горцев. Горы естественно разделяют замкнутые миры. Горцы сидят на свой горе, в своей деревне, как в своей крепости.

— Это довольно точное описание Дагестана.

— Все это имеет отношение и к евреям. У нас, правда, в отличие от Кавказа невысокие горы, но все-таки горы. На побережье почти всегда жили другие народы. Те, кто приходил в эту страну селились на побережье, сменяя друг друга: филистимляне, римляне, крестоносцы. Им казалось, что они пришли навсегда, и у них были все основания так думать: они пускали здесь корни, строили города, крепости, здесь рождались многие поколения, — но в конечном итоге, как бы долго они здесь ни жили, все это оказывалось временно.

— Но ведь сейчас на побережье именно евреи.

— Да, и возникла в определенном смысле парадоксальная ситуация: евреи на побережье — арабы в горах. Благодаря чему существует популярная в арабском мире теория, что евреи здесь так же временны, как крестоносцы.

— В отличие от финикийцев, евреи хоть и живут сейчас на море, но все-таки морским народом никак не являются.

— Это, кстати, верно и по отношению к арабам. Средиземное море омывает многие арабские страны, арабы живут там на протяжении многих веков уже больше тысячи лет, и все же, как и мы, — они не морской народ.

В наших классических текстах море — всегда опасная и недружественная стихия, оно лишено притягательности и, обратите внимание, нигде ни слова не говорится о его красоте. Море вообще — где-то там, далеко, причем не географически, но культурно: оно не часть нашего мира. Мы народ гор и пустыни. Сделав всего лишь шаг из Иерусалима, можно сразу, без перехода попасть в пустыню. Пустыня — колыбель нашего народа. Наша история начинается в пустыне. Пустыня амбивалентна: она одновременно притягивает и пугает. В пустыне обитают бесы, но там же у нас было наиболее полное общение со Всевышним.

Пророк Иеремия говорит об этом словами любви, обращаясь от имени Всевышнего к народу Израиля, как к возлюбленной: Я вспоминаю о юности твоей, о любви твоей, когда ты шла за Мной в пустыню. Тот же образ у Исайи: увлеку тебя в пустыню. Всевышний не говорит: увлеку тебя в лес. А ведь в Стране Израиля во времена пророков были большие леса. Он не говорит: увлеку тебя на море. Пустыня — особенное, благоприятное место для Его любви. У пророков есть такая идея, что обновление и очищение жизни возможно только в пустыне.

Пустыня и море в определенном смысле похожи: люди их пересекают, но в них не живут. И море, и пустыня опасны, и там, и там нет пресной воды. Но, как бы море ни было опасно, пустыня для человека — еще менее дружественное место: во всяком случае, в пустыне нет рыбы, но есть змеи и скорпионы.

Караван в пустыне и экипаж корабля вполне аналогичны замкнутому горному поселению. Однако пастухи уходили в горы и в пустыню в одиночку, они проводили там очень много времени. И это одиночество создавало особый тип человека особое восприятие жизни. В Библии рассказывается, что, когда Давид пас овец в пустыне, на него напал лев, и Давид убил его. Почему лев не побоялся на Давида напасть? Потому что он был один. Моисей пас стада своего тестя тоже в одиночку. Когда человек один в пустыне, у него масса времени на размышления. Этим пустыня отличается от моря. Море постоянно требует каких-то действий, сосредоточенности на работе. Что-то все время происходит. Море меняется, ветер меняется, появляется земля, мели, рифы. Надо управлять кораблем, ловить рыбу. В пустыне же ничего не происходит.