Адин Штейнзальц отвечает на вопросы Михаила Горелика

— Когда есть традиция почитания текста, вчитывания в текст, когда она глубоко укоренена, то может существовать и такого рода аберрация. В детстве я был очень близок к своему дяде. Он сильно повлиял на меня. Так вот, он не читал газету — он изучал газету. Я помню, мне было лет одиннадцать, я процитировал ему по какому-то случаю Черниховского. Он спросил: «И как ты это понимаешь?» — «Да ничего особенного, просто хорошо сказано». — «Э нет». И, к моему изумлению, он стал комментировать этот отрывок, причем столь тонко и глубоко, что и сам Черниховский его вряд ли бы понял. Дяде в голову не могло прийти, что в напечатанном тексте нет ничего серьезного, что это «просто так», что это всего лишь игра слов. Такое суперуважение к тексту было свойственно отнюдь не только моему дяде.

Конечно, у произносимого по радио устного слова в таком культурном контексте совершенно иной, несопоставимый с напечатанным словом, статус. Кто-то что-то сказал, может быть, что-то мудрое, но, скорей всего, полную чушь — ни вернуться, ни продумать, ни обсудить невозможно. Естественно воспринимать это как нечто в высшей степени несерьезное.

— На радио существуют какие-то нормы, соглашения, ограничения? Я имею в виду язык.

— Раньше существовали. Например, надо было следить за произношением, читая буквы «айн» и «хет». Правда, с этим давно покончено: теперь каждый произносит как хочет. И вообще, делают массу ошибок, не испытывая от этого ни малейшего дискомфорта.

— Ну если «айн» не произносят, значит, вообще все позволено. После этого даже неловко спрашивать про ненормативную лексику.

— Нет на радио такого понятия «ненормативная лексика» — теперь любая лексика нормативна, теперь можно все.

— А в газетах?

— В приличных газетах существуют ограничения.

— Но и в них встречается ненормативная лексика, не так ли?

— Только в виде цитаты, и то дозированно. На радио — пожалуйста, от первого лица, это же обиходная лексика, сколько угодно. Радио рассчитано на человека с улицы, а человек с улицы хочет, чтобы с ним говорили на языке улицы. Именно так говорит политическая элита Израиля, и это народу нравится.

— Но все-таки невозможно себе представить, что все считают такое положение нормальным.

— Радио, как телевидение и как Интернет, — сгущенное проявление демократии: диктует большинство. Некоторые филологи считают, что это нормально, что это естественное развитие языка. Кроме того, знаете, есть такая педагогическая установка: детям можно все. Вот и у нас на радио то же самое. Конечно, есть те, кто возмущается.

— И что?

— Красит человек стену на улице в субботу. Его спрашивает прохожий: «Ты чего в субботу работаешь?» — «Нет проблем, я переговорил с раввином». — «И что раввин?» — «Нельзя, говорит, красить в субботу». — «Ну так что ж ты?» — «Да плевать я хотел на раввина!»

Мы приняли Тору всерье

Адин Штейнзальц отвечает на вопросы московской журналистки Марины Тульской

«Человек с улицы хочет, чтобы с ним говорили на языке улицы. Именно так говорит политическая элита Израиля»

— Расскажите, пожалуйста, немного о себе и своей семье.

— По материнской линии моя семья происходит из Белоруссии, по отцовской — из Польши. Мама выросла в Тамбове. А я родился в Израиле, в Иерусалиме, и до сих пор там живу. Учился на физико-математическом факультете Еврейского университета в Иерусалиме. После учебы два года преподавал в средней школе. А потом перешел, что называется, на совершенно другие рельсы.

— И это было связано с верой?