Адъютант его превосходительства

— Я здесь! — откликнулся Кольцов и спрятал распечатанный пакет в ящик стола, затем поставил на спиртовку высокий медный кувшинчик, открыл бутылку вина, вылил его в кувшинчик. За этим занятием и застал его Микки.

— Выпьете глинтвейна? — спокойно спросил Кольцов.

— Предпочитаю коньяк, но… за неимением гербовой, как говорится, пишут и на простой.

Кольцов приветливо улыбнулся:

— Садитесь!

— Не могу, Павел Андреевич, мало ли кому взбредёт позвонить, — отказался Микки, польщённый предложением Кольцова. Кольцов сочувственно кивнул. В это время и вправду вдали раздался требовательный звонок, и Микки торопливо выбежал из гостиной в кабинет, схватил трубку на столе командующего.

— Да, это я… Слушай, что там вчера было, в «Буффе»?.. Да… Ну а Рябушинский?.. — Микки уселся в кресло командующего, судя по всему, настроился на длинный разговор.

Кольцов осторожно развернул бумагу, извлечённую из пакета, прочитал:

«Совершенно секретно!

Командующему Добровольческой армией Его Превосходительству генерал-лейтенанту В. 3. Ковалевскому.

Ставлю Вас в известность, что окружённые в районе Одессы и Николаева три большевистские дивизии — 45,47 и 58-я — приказом командования 12-й армии образованы в Южную группу войск (командующий И. Якир, нач. штаба А. Немитц).

Командование Южной группы издало приказ о боевом переходе всех наличествующих войск на север, с тем чтобы прорывом на Умань, Фастов, Житомир вырваться из окружения и тем самым избежать разгрома.

Предлагаю Вам, Ваше Превосходительство, незамедлительно принять самые энергичные меры к тому, чтобы остановить и уничтожить противника. Часть пути Южная группа большевистских войск будет двигаться по территории (Христиновка, Умань), которую контролируют в настоящее время войска С. Петлюры.

Полагаю, что для разгрома Южной группы войск красных хороши все средства, даже временный союз с С. Петлюрой.

Деникин»

Прочтя, Кольцов вложил письмо обратно в пакет и, прислушиваясь к разговору Микки по телефону, стал зашнуровывать его. Снова подогрел сургуч, осторожно поправил печать.

«Если Деникин сумеет соединиться с Петлюрой, Южной группе войск некуда будет податься, — пронеслось в мозгу у Кольцова, — тогда красные войска очутятся между молотом и наковальней. А это — гибель…»

— Ну а князь что?.. Ну-ну!.. Что вы говорите?! — все ещё продолжал увлечённо допрашивать телефонную трубку Микки, когда Кольцов вынес в кабинет командующего два бокала дымящегося глинтвейна.

Микки благодарно принял бокал и отвёл в сторону телефонную трубку.

— Я расскажу вам, Павел Андреевич, потрясающую новость! Князь Асланов подрался вчера в «Буффе» из-за приезжей певички… и — как вы думаете! — с кем?..

— Потом расскажете, — скупо бросил Кольцов. — Хочу успеть в театр к разъезду.

И он успел. В ложу вошёл, когда госпожа Дольская-Кармен — пела свою заключительную арию. Потом пел Хозе.

Юре очень понравился Хозе. Был он чем-то похож на Семена Алексеевича — такой же невысокий и крепкий, и у него так же была разорвана рубаха. А когда появилась на сцене стража и стала уводить Хозе, он тоже пошёл, сутулясь и даже так же волоча ногу, как вчера на Екатеринославской Семён Алексеевич.

С тех пор как Юра увидел на улице в толпе пленных красноармейцев Красильникова, он не переставал думать о том, как помочь этому человеку. Юра понимал, что чекист Красильников принадлежал к враждебному лагерю красных, из-за которых рухнула вся прежняя Юрина жизнь, погибли отец и мама. Все это так, но… Было общее понятие: красные-варвары, бандиты, залившие Россию кровью. И был конкретный человек, которого Юра не мог представить врагом, человек, неизменно добрый к нему, спасший ему жизнь. Теперь он сам оказался в беде, и ему нужна помощь. Но как, чем ему помочь? Юра — несколько раз порывался поговорить с Кольцовым, но все не мог выбрать подходящий момент. Конечно, Кольцов не всесилен, но он мог что-нибудь посоветовать, подсказать.

Замерли последние аккорды музыки, все вокруг задвигались, зааплодировали.

Ковалевский, все ещё глядя на сцену, спросил Юру:

— Ну как, лейб-гвардия, понравилось?.. Когда-то я слушал госпожу Дольскую в Петербурге. Ах, как она тогда пела!..

Лицо у Владимира Зеноновнча было размягчённое, какое-то домашнее, и Юра подумал… Ну, конечно, как он раньше не догадался: вот кто может помочь — Владимир Зенонович! Нужно попросить его. Быстро что-то придумать, потому что правду сказать нельзя. И попросить…

— Владимир Зенонович! — прошептал Юра. — У меня к вам просьба.

— Какая, Юра? — отечески склонился к нему Ковалевский, не в силах ещё отрешиться от власти только что отзвучавшей музыки.

— Пожалуйста, распорядитесь освободить одного пленного красноармейца, — уже настойчивее произнёс Юра. — Я видел, его вели вчера по улице.

Ковалевский неохотно оторвал взгляд от сцены, где раскрасневшаяся отьрадостного успеха Дольская посылала в зрительный зал воздушные поцелуи, и удивлённо уставился на Юру:

— Откуда у тебя такая блажь? И почему его надо освобождать?

Юра отвёл глаза в сторону — как же трудно лгать! — и невнятно стал объяснять: