Адъютант его превосходительства

Около поручика остались стоять только солдат-музыкант и Юра. Солдат понуро смотрел на разбитую балалайку, лежавшую у ног Юры.

Поручик брезгливо посмотрел на балалайку, перевёл взгляд на солдата и опять закричал:

— Как стоишь?!

И тут шагнул вперёд Юра. Он вскинул голову и возмущённо крикнул:

— Вы гадкий человек! Вы не смеете так поступать!..

— Что?.. Что ты сказал?! — разъярённый офицер резко обернулся к Юре.

— Поручик, подойдите сюда!

На крыльце стоял Кольцов.

— Слушаю вас, господин капитан! — тотчас подошёл поручик и козырнул.

Не отвечая на его приветствие, Кольцов процедил сквозь зубы:

— Воюете? — Он кивнул головой в сторону солдата, — бережно поднимавшего изломанную балалайку. — Не стыдно вам?

— Нет, представьте себе! Не стыдно! — вдруг задёргался поручик, и в глазах его вспыхнула истеричная тоска. — Не стыдно, господин капитан! Такие вот мужички-музыкантики грабили наши имения!..

Юра вздрогнул и обернулся на стоявших поодаль солдат. Он увидел разные лица — озлобленные, покорные, гневные и умирённые. Но было и нечто общее — печать страшной усталости, которая лежала на их лицах.

А поручик, сжимая в левой руке перчатки, а правую продолжая держать на отлёте, словно пытаясь ещё раз поприветсвовать капитана, истерически продолжал:

— А теперь и вовсе уже начинают забывать, что такое дисциплина… офицеров не хотят признавать!..

Кольцов брезгливо усмехнулся:

— Так вы её мордобоем хотите поддерживать?..

— А хотя бы и так! — скривил губы поручик и продолжал, настаивая на своём: — До чего доводит либерализм, мы уже собственными глазами видим… Пожинаем урожай, господин капитан…

Кольцов не стал слушать. Он пренебрежительно отвернулся, приказал шофёру:

— Возвращайтесь в штаб. Мы пойдём пешком!..

Звеня шпорами, Кольцов шёл по улице. Рядом шагал Юра, исподтишка наблюдая за своим наставником. Наконец он решился, спросил:

— Павел Андреевич, а у вас тоже мужики разграбили имение?

— Не знаю. Давно в тех краях не был, — сухо ответил Кольцов.

И снова они шли молча сквозь многоголосую толпу. Что-то у мальчишки-газетчики. Миловидные девушки гремели содержимым металлических кружек с надписью: «В пользу раненых». Каждому, кто опускал в кружку деньги, они с улыбкой вручали цветы.

— Павел Андреевич, а когда мы начнём?

Кольцов не понял.

— Что?

— Ну, обучать меня стрельбе из нагана?

— А-а… Как-нибудь… вот буду посвободнее… — рассеянно ответил Кольцов.

— Нет! Сегодня!.. Сегодня же, Павел Андреевич… Ладно? — Юра, чувствовал подавленное настроение Кольцова и считал, что и ему тоже нужно отвлечься.

— Ну что ж… — согласился Кольцов. Он уважал в людях упорство и целеустремлённость. И ещё подумал: «Интересно, для чего ему нужно оружие? Просто так, из мальчишеского тщеславия, или же задумал что-то?.. Надо будет спросить. И возможно, даже вмешаться…»

Они свернули на другую улицу, прошли мимо гостиницы и по каменным ступенькам спустились к пустырю, где в приземистом деревянном бараке размещался офицерский тир.

Одноногий солдат, обслуживающий тир, обрадовался посетителям: работы у него было немного и он откровенно скучал, и торопливо выложил на стойку несколько духовых ружей, пистолеты.

— Мы попробуем своим оружием, — сказал Кольцов и, вынув из кобуры небольшой бельгийский браунинг, показал, как с ним обращаться, и после этого передал Юре:

— Ну, давай!

Сухо прозвучали под сводами барака выстрелы. Один, второй… Однако пёстро раскрашенные, похожие на матрёшек фигурки, уставленные на дальнем барьере, не падали.

— Плохо целишься, — недовольно бросил Кольцов.

— Вы, барчук, сквозь прорезь на мушечку, а с мушечки на куколку глядите. И будет в аккурат, — поучал Юру одноногий солдат.

Юра снова прицелился, удерживая дыхание. Потом передохнул и опять начал все сначала. Выстрел отбросил руку вверх. А фигурок на барьере было столько же, сколько до выстрела.

— Наверное, мушка сбита, — оправдывался Юра.

— Наверное, — лукаво согласился Кольцов и взял в руки пистолет.

Один за другим прозвучали пять выстрелов. Стрелял Кольцов в обычной своей манере навскидку. Впечатление было такое, что он вовсе не целится. А фигурки слетали с барьера одна за другой, точно их сдувало ветром. Равнодушный солдат, повидавший на своём веку всякое, и тот удивлённо замер. Исчезла последняя фигурка.

— Браво, капитан! — послышался сзади голос.

Кольцов оглянулся. В дверях стоял ротмистр Волин, одна рука за спиной, другая — за ремнём портупеи.

— Я думал, вы только пулемётом отлично владеете, — сказал он, напоминая об их побеге от ангеловцев.

— Я, ротмистр, был полевым офицером. А там иной раз от владения пистолетом зависела жизнь, — довольно сухо ответил Кольцов.

— У нас в контрразведке, капитан, тоже. — Волин вынул свой пистолет, поиграл им в руке. — Пари?

— Принимаю, — согласился Кольцов.

— На что? Может быть, на коньяк? — прищурился ротмистр.

— Согласен.

Солдат установил новые фигурки. Волин нетерпеливо махнул ему: отойди! Стал целиться. Но выстрелить не успел. На плечо ротмистра легла чья-то рука.

Волин недовольно обернулся: сзади стоял Щукин.