Адъютант его превосходительства. Том 2. Книга 3. Милосердие палача. Книга 4. Багровые ковыли

…Обратно Лоренц и Юра ехали на том же самом извозчике, который то ли из уважения к утреннему седоку, то ли из-за отсутствия пассажиров по-прежнему стоял на Чесменской возле штаба. Юра был подавлен. Он доставил столько неприятностей дяде, замечательному человеку, лучшему в мире летчику, — только сейчас он увидел, сколько у Константина Яновича боевых наград.

Они долго ехали молча, потом Юра спросил:

— А как вы узнали, что я там… у них… у этих?

— Твой друг, — объяснил Лоренц. — Он пришел вчера почти ночью, чтобы известить нас.

— Ленька, — догадался Юра.

— Я, к сожалению, не спросил его имени. Но его поступок… Знаешь, Юрий, человека надо все-таки судить не по словам, а по поступкам. Он совершил благородный поступок. Кто он, из какой семьи?

— У него никого нет.

— То есть как это? И где же он живет?

— Он беспризорник, — решился открыть правду Юра. — Но он очень хороший. Несколько раз меня выручал… ботинки мне подарил…

— Вот видишь! У него наверняка были порядочные родители.

После этого Лоренц замолчал и больше не возвращался к этой теме.

Когда копыта лошади гулко простучали по дощатому настилу моста через речку Качу и перед ними открылась огромная площадка авиашколы, Лоренц сказал:

— А погода сегодня, положительно, летная.

— Да, — ответил Юра удрученно. После всего происшедшего, полагал он, дядя и тетя постараются отправить его куда-нибудь подальше от этого важного военного объекта. Ведь и на них ложится ответственность за человека, который был связан с красными. Константина Яновича могут лишить его летной работы. А как он без неба? И, кстати, без денег, которых и так вечно не хватает?

Неужели вот так сразу, в один день, оборвутся мечты и планы, которые стали частью жизни Юры? С ними он теперь просыпался, с ними — засыпал. Как нелепо, как жестоко все устроено! Сначала он потерял отца и мать, потом приобрел близких людей, которые хоть в чем-то возместили ему потерю. И вот теперь он лишится и их. Нет уже рядом ни Кольцова, ни Ивана Платоновича, ни Наташи, ни Красильникова, ни Одинцова. А скоро он расстанется и с Лоренцами, с милой Елизаветой-Керкинитидой.

Но разве он виноват в том, что взрослые, разумные люди, у которых он должен был научиться всему доброму, разъединились и вступили в ожесточенную борьбу друг с другом? Павел Андреевич говорил, что из всей этой борьбы вырастет новый, справедливый мир. А если нет, а если не вырастет?

Ольга Павловна и Елизавета, однако, встретили его так радостно, как будто он вернулся из дальнего путешествия. Никто не вспоминал, как и почему пришлось выручать Юру. Ольга Павловна напекла оладий. С джемом, сваренным из сладкой-пресладкой вишни. Эти оладьи и этот чай казались Юре сейчас неземным блаженством.

Юра оттаял, отогрелся после всех злоключений, но по-прежнему был молчалив.

— Ну-с, Юрий… — серьезно начал Константин Янович.

«Сейчас он скажет о том, что меня отсылают куда-нибудь. Куда и к кому? В какой-нибудь дом для сирот? Но я не хочу! Не хочу! Я не могу расстаться с самолетами! Я хочу каждое утро слушать, как заводят моторы. Сидеть в классах, разбирать схемы, как это делают курсанты. Помогать механикам в мастерских. Хочу узнавать у них все, что можно узнать об аэропланах!..» Юра сжал скулы, чтобы не разреветься.

— …Погода, как я сказал, сегодня летная, — продолжил Константин Янович. — Поэтому я решил «вывезти» тебя… — Он посмотрел в широко раскрытые глаза племянника. — Мог бы «вывезти» и раньше, но тогда ты был бы простым пассажиром, зрителем, а сейчас ты человек, который уже кое-что понимает в авиации. Начнем? Юра, ты меня слышишь?

— Слышу, — тихо сказал Юра.

Конечно, ему хотелось броситься к Константину Яновичу, обнять его. В сущности, он так и не успел поблагодарить его за все. Но Юра боялся так открыто проявлять свои чувства. Не девочка и не малолетка — он уже серьезный человек.

— Сегодня ты будешь сидеть на пассажирском месте. Жаль, что у нас еще нет аэропланов со спаренным управлением. За границей, говорят, уже появились такие. Я мог бы доверить тебе аппарат на простых участках, постепенно усложняя работу. Через неделю-другую, мне кажется, ты уже сможешь полететь самостоятельно.

На аэродроме Лоренц и Юра облачились в комбинезоны и держали в руках шлемы. Механики выкатывали из ангара двухместный учебный «ньюпор». Юра старался унять охватившую его радостную дрожь.

Без погон и своих блестящих наград, под теплым ветром, теребящим суворовский кок, Лоренц и сам казался мальчишкой, который старается быть серьезным, потому что играет в очень взрослую игру. Встав рядом с Юрой, он ладонью измерил уровень их макушек и сказал с удовлетворением:

— Ты так быстро растешь. По-моему, тебе не понадобятся колодки, будешь летать в обычных сапогах.

Юра машинально взглянул на «колбасу». Им предстояло взлететь в сторону моря: побережье уже нагрелось, и ветер дул оттуда, где серебрилась, синела и зеленела выпуклая водная громада, помеченная легкой рябью волн.