Эти слова разразились над управляющим как гром среди ясного неба. Он смешно вытаращил глаза и медленно вытащил часы из бокового кармана. Дрожащими руками он положил часы на стол.
— Что вы делаете? Вы нас, действительно, принимаете за бандитов! Кому принадлежат эти часы?
Управляющий пролепетал:
— Часы мои.
— Так возьмите их обратно. Откройте кассу, я вам говорю!
Управляющий подошел к несгораемой кассе, но от страха ключ долго не попадал в замочную скважину. Мы терпеливо ждали. В кассе оказался один миллион врангелевских денег. Деньги предназначались для отправки Юсупову.
Управляющий заодно предложил осмотреть его комнаты. Он серьезно думал, что мы возьмем его «барахло». Я повторил, что мы возьмем только необходимое, что принадлежит трудовому народу. Управляющий, наконец, поверил нам и очень обрадовался. Он раскопал нам на чердаке шесть штук хороших седел военного образца. Помимо денег и седел, мы взяли восемнадцать пудов сливочного масла, до двадцати ведер сметаны и девять лошадей. Расписку по всей форме, за полковой печатью, посоветовали переслать, как оправдательный документ, в Италию, Юсупову.
Растроганный управляющий не мог выразить словами благодарность за наше отношение. Он прямо поражался такой постановкой дела. Долго стоял на крыльце дома и махал платком, прощаясь с неожиданными гостями.
Военком конного полка Григорьев решил преподнести «подарок» советской власти — взять Гурзуф. Не сообщая об этом командующему армией, военком привел полк к Красному Камню.
Осматривая местность и разрабатывая план захвата Гурзуфа, полк заметил на Ялтинской Яйле движение пехоты и кавалерии. Григорьев ждал меня с полком по этой дороге, но конная разведка ввела его в заблужение. У меня перед выступлением в поход не было ни одного всадника.
Рассудив, что несвоевременно вступать в бой с белыми, военком снялся и с горечью донес Мокроусову о своем неудавшемся плане и о встрече с противником. Командующий от души хохотал над моим и григорьевским донесениями. Вот уже воистину «своя своих не познаша»!
Отдохнув несколько дней в лагере, мой полк двинулся в деревню Аратук, в девяти верстах от Симферополя. Мне дано было секретное поручение очистить ближние деревни от банд. Партизаны сосредоточенно всматривались в лица комсостава, как бы стараясь разгадать, куда их ведут. Некоторые, смеясь, спрашивали: «Наступать будем на Симферополь, что ли?» — «Еще не время с нашими силами наступать на такие города, как Симферополь», — также смеясь, отвечал идущий рядом со мной Александр Иванов. Военком Африканец шутил всю дорогу: «Подождите немного. Скоро займем Симферополь!» Африканец служил в русском корпусе, переброшенном во Францию. За агитацию в войсках был сослан в Африку, где пробыл два года, из них один год в одиночном заключении. Его уважали все партизаны.
В Аратуке мы обезоружили стражников и часовых.
В это время из города прибыли т. Дутов и три офицера: полковник Шулькевич, есаул Сычев и капитан Осипов. Офицеры бежали с гауптвахты, куда их засадили за разные преступления: Сычев убил в Ялте жену и ее любовника, Шулькевич сидел за агитацию в пользу красных, Осипов — также за пропаганду. Возврата в ряды белых офицерам не было. Есаула Сычева я знал по Харькову. Он являлся главным представителем по отправке и продаже на Кубань эшелонов с сахаром. Участник первого похода Корнилова, боевой офицер генерала Шкуро, Сычев имел георгиевский крест за империалистическую войну, был ранен девять раз. Сычев абсолютно не интересовался политикой; он просто любил войну, как любят основную свою профессию.
— Здорово, Сычев, каким образом попал к нам, рассказывай,— обратился я к есаулу.
Офицер чистосердечно рассказал свои похождения.
— Для меня не существует никаких партий, — закончил он: — вся моя жизнь — война, сопряженная со множеством приключений. В них я нахожу суть жизни.
— Но, подумай хорошенько, закончится война, будет мирная обстановка. Что же ты тогда будешь делать?
Сычев, не задумываясь, твердо заметил:
— Красные победят, я в этом уверен. Когда будет не с кем воевать, то поеду в Персию или в Америку. Буду драться против индейцев, арабов и негров, или за них. Для меня безразлично, с кем бы ни воевать. А теперь ты мне дай небольшой отряд, и я покажу тебе свою работу.
— Нет, Сычев, я тебе охотно верю, что ты будешь полезен для повстанческой армии, но не могу тебя назначить хотя бы командиром роты. Лучше пошлю тебя к товарищу Мокроусову, — он вас всех использует.
Сычев перебил:
— Нет, товарищ Макаров, лучше расстреляй меня здесь! Зачем ты меня будешь посылать? Лишь для формальности!
С большим трудом Сычев согласился передать Мокроусову мое письмо. Я давал о Сычеве характеристику, как о крупном спекулянте по продаже сахара для составления капитала генералу Шкуро. Указал, что он очень храбрый офицер, хороший спец, что его можно использовать.
Характерен разговор Сычева с Мокроусовым о военных действиях под Батайской (станица вблизи Ростова).
Сычев напоминал командующему: