– Она не знает чувства страха! Может ли мимолетная женская любовь пересилить в ней монархиню?
Глава 10
В ту эпоху в отделении дворца, которое императрица называла своим Эрмитажем, еще не было того законченного блистающего роскошью и изяществом театра, который ныне помещается в значительно расширенном здании и служит для придворных спектаклей.
Императрица выбрала для театра один из наиболее обширных салонов, в котором приказала воздвигнуть невысокие подмостки для сцены, отделенной от зрительного зала раздвигающимся по сторонам занавесом. Легкие полотняные кулисы и почти точно такой же фон представляли примитивную декорацию; несколько рядов стульев составляли места для зрителей. Посредине, на первом плане стояло золоченное кресло с туглавым орлом, предназначенное для императрицы; рядом с ним помещалось несколько других более простых кресел с легкими ручками. Эти предназначались для ландграфини, цесаревича и принцесс.
После того как императрица и владетельные особы заняли свои места, гофмаршал подал знак к началу представления.
Французские актеры с необычайной уверенностью и мастерством справлялись с нелегкой задачей, играя на импровизированной сцене в столь непосредственной близости к зрителям, высокое общественное положение которых, казалось, должно было вселять в них смущение, и едва ли знаменитая комедия Мольера когда-либо была разыграна лучше, нежели здесь, пред северной властительницей и ее избранным придворным кругом.
Дидро и здесь, к ужасу всего общества, продолжал нарушать строгие правила этикета. Он несколько раз с живостью принимался аплодировать и кричать «браво», причем императрица каждый раз с улыбкой следовала его примеру, и таким образом весь двор принужден был аплодировать по инициативе скромного философа.
Больше всех артистов выделялась Аделина Леметр в роли Эльмиры; благодаря своей живости грации и правдивости исполнения. Испытываемое ею волнение придавало ее игре известный подъем; ее мимика, речь, все движения так удивительно подходили к характеру изображаемой роли, что Дидро поминутно разражался восторженными знаками одобрения и даже сама государыня несколько раз ясно произнесла: «Браво, Эльмира!» – после чего и восторг толпы достиг крайних пределов энтузиазма.
Первый акт кончился, все столпились около императрицы, стараясь услышать какое-нибудь ее замечание, чтобы по возможности приукрасить его и выдать за свое.
– Я привыкла восхищаться вашим национальным гением, – обратилась императрица к Дидро, – и как жаль, что этот блестящий творчески дух, который некогда сияющим ореолом окружал трон вашего великого короля, в настоящее время, невидимому, совершенно угас в высших слоях вашего общества.
– Это произошло оттого, что у нас нет более Людовика Четырнадцатого, – ответил Дидро, пожимая плечами, – и нет также Екатерины, которая могла бы заменить его.
– «Заменить», говорите вы? – воскликнул подошедший Потемкин. – Но мы можем заменить только то, что в состоянии сравниться с нами. Как ни блестяще было царствование Людовика Четырнадцатого, окруженного лучшими умами своего народа, но Екатерина стоит выше: она соединяет вокруг своего престола умы всех стран, заимствуя от них все лучшее, чтобы передать в облагороженном виде счастливому русскому народу; это больше, чем мог совершить Людовик Четырнадцатый. И потому Россия, будущности которой положено прочное основание, со временем достигнет большего величия, нежели Франция; здесь гейши Запада, Востока, Севера и Юга сольются в единую стройную гармонию.
Дидро ничего не возразил на это; он вспомнил о своем разговоре с императрицей, и его слова, сказанные ей, нашли себе почти точное подтверждение в воодушевленных речах Потемкина. Тем не менее, его национальное чувство страдало при сравнении, которое гордый русский вельможа делал не в пользу его родной Франции.