Адъютант императрицы

– Какое счастье, – воскликнул Мирович, – что я как раз сегодня назначен на дежурство в крепость и что комендант посылает тебя в Петербург! Могли пройти еще месяцы, прежде чем представился бы такой благоприятный случай. О, Аделина, Аделина! Темные тучи разверзаются и чудный луч света сияет нам. Но постой! – промолвил он, внезапно вспомнив что-то, – постарайся увидеться с Аделиной; быть может, ее мать наблюдает за ней и не примет офицера моего полка, но ты можешь встретить Аделину по дороге на репетицию. Попытайся, во что бы то ни стало увидеть ее; передай ей мой привет и слово одобрения и заклинай ее остаться верной мне и ждать до той минуты, – прибавил он, протянув руки, – когда я увенчаю ее голову княжеской короной.

– Напиши несколько строк, – проговорил Ушаков, – Аделина почти не знает меня и больше поверить, если я передам записку от тебя.

– Ты прав, совершенно прав! – воскликнул Мирович. – О, какое счастье, что все так складывается!.. Не правда ли, дело увенчается успехом? – Он поспешно написал записку и скрепил ее печатью. – Возьми это, Павел! – сказал он, – и пусть бог любви и добрый гений России охраняют тебя!..

Он обнял Ушакова, который сунул письмо в карман мундира и затем поспешно отправился на зов коменданта.

Мирович поспешно, дрожащими руками надел форменный мундир, так как уже пора было отправляться на службу.

Караул стоял уже выстроившись на дворе; Мирович направился с ним к железным воротам, сменил, согласно предписанию, находившийся там пост и повел свой отряд через мрачные, глухо звучащие своды цитадели, всюду сменяя караулы. Затем он направился в смежную с помещением узника дежурную комнату, которую, согласно строгому служебному предписанию, дежурный офицер мог покидать лишь для обхода расставленной стражи.

Ушаков между тем получил от коменданта бумаги, а также приказ относительно парома для переправы через Неву. Он вышел из ворот крепости, ведя под уздцы свою лошадь; приставленные к переправе солдаты взялись за весла и Ушаков, придерживая беспокоившегося коня, направился на плоскодонном судне по широкому лону волнующейся реки.

Вечер все более спускался, грозовые тучи застлали небо, ветер шумел в прибрежных камышах и ивняке.

– О, если бы он был прав! – тихо шептал про себя Ушаков, опираясь рукою на гриву своего фыркающего коня и смотря на водяные валы, – если бы песни волн о будущем могуществе и власти, которые он слышит, как кажется ему, в самом деле, звучали навстречу ему истиной! То, что он задумал, может удаться, так как уже удавалось многое подобное этому, и будущее будет принадлежать тем, кто приведет это в исполнение. Разве не стоит того, чтобы рискнуть вместе с ним?.. Но ставкой является жизнь, жизнь можно потерять всего лишь один раз, и даже наивысший выигрыш не стоит того, чтобы ставить ее на карту… Нет, нет, я хочу сохранить жизнь и украсить ее богатством, блеском и почестями, не прибегая на своем пути к безумно смелой игре.

Паром ударился о берег. Ушаков вскочил на своего коня и во весь дух поскакал по уединенной дороге на берегу Невы по направлению к Петербургу.

Глава 16

За тяжелыми железными дверями, закрывавшими вход в помещения государственной тюрьмы, первою была расположена темная сводчатая комната, вымощенная кирпичом и тускло освещенная одним маленьким круглым окном над дверью; в конце этой темной передней находилась вторая дверь, так же крепко обитая железом и ведшая во внутренние комнаты. Мирович при помощи звонка у наружного входа дал знать о себе; дверь тюрьмы растворилась, вышел офицер, до сих пор несший караульную службу, и провел Мировича через переднюю в простую комнату, вся мебель которой состояла из стола, нескольких стульев и мягкого дивана; из окна с решёткой открывался вид на маленький узкий дворик, на котором солнце показывалось только в полуденные часы; дверь в боковой стене была полуотворена. Мирович получил от своего проводника ключи и последний поспешно ушел, радуясь, что, наконец, окончилась его трудная и скучная служебная обязанность.

Мирович раздумчиво посмотрел на полуприкрытую дверь внутренней комнаты.