Адъютант императрицы

— Слова сами по себе ничего не значат, — возразил Мирович, — но из слов рождаются дела, которые ведут к счастью, величию и могуществу. Прошлое не умерло, Павел, так как не решились пролить кровь порфироносного юноши, это прошлое заперто здесь, в этих мрачных стенах, среди волн Невы и Ладоги, и виновники этого прошлого чувствуют себя в безопасности… Но волны знают эту тайну и могут рассказать удивительные вещи тому, кто желает прислушаться к их словам, как это сделал я в уединении своей комнаты. — Он вскочил, протянул руку сквозь решетку окна по направлению к озеру и заговорил глухим голосом: — Если отворить темницу, — так звучит мне голос волн, — если тот, кто заживо погребен здесь уже много–много лет, выйдет из своего заключения и предстанет перед гвардией и всем населением Петербурга в образе, столь схожем с великим императором, — что станется тогда со всем великолепием этой чуждой России женщины? Если отпрыск истинного царского рода угрожал соперничеством даже Елизавете и. Петру, которые сами принадлежали этому роду, то насколько опаснее он для нынешней государыни!.. С каким воодушевлением народ последовал бы его призыву! А одного его появления, одного слова из его уст было бы достаточно, чтобы повергнуть в прах престол, занятый неправомерно. Да, так говорят мне волны… И тот, кто выведет здешнего узника из темницы, кто возвестит России зарю нового царствования, основанного на справедливости, правде и свободе, тот, кто, вняв призыву этих волн, захочет быть орудием Провидения, тот, поверь мне, не будет более нуждаться в милости императрицы и Орлова. Поверь, что имя такого героя прозвучит славою по всей обновленной России при истинном и справедливом царе! Итак, Павел, — положив руки на плечи своего друга и пристально глядя в его лицо, воскликнул Мирович, — здесь, в этих стенах, таится славное будущее России, которое принадлежит тому, кто вызовет его к жизни! И мы, Павел, мы призваны для этого дела!..

— Ты бредишь, Василий! — проговорил Ушаков. — То, о чем ты говоришь, — государственная измена.

— Государственная измена? — воскликнул Мирович с язвительным смехом. — Измена? Ей, в жилах которой нет ни одной капли русской крови?!

— И к тому же, — продолжал Ушаков, испытующе глядя на него, — это безумие, это невозможно!

— Невозможно? — воскликнул Мирович. — Когда Иоанн, который таится в этой тюрьме, еще покоился в своей царственной колыбели, разве тогда, среди мирного течения обыденной жизни, кто-нибудь считал возможным воцарение Елизаветы Петровны? И разве тогда не казалось совершенно невероятным, что во главе России станет Екатерина Вторая? Ничего нет невозможного для людей, умеющих желать!

— Все-таки я не понимаю, каким образом это может произойти, — проговорил Ушаков.

— Это гораздо проще, нежели ты думаешь, — ответил Мирович. — Сейчас я мысленно увидел перед собою весь план, и так ясно, как будто он уже приведен в исполнение. Не знаю, были ли то водяные духи, которые взывали ко мне из глубины волн, или то были мои собственные мысли! Но я знаю только, что это предприятие легче всего выполнить здесь, в этом уединенном месте, куда не смеет ступить нога человека, откуда не проникают вести в остальной мир и которое тем не менее находится так близко к центру власти, что нам стоит только протянуть руку, чтобы вырвать корону у пришлой чужеземки и надеть ее на голову законного наследника престола. Нужно только, — раздумчиво продолжал он, — привлечь на свою сторону здешних солдат — только самых старших и самых надежных; остальные последуют за ними, и тогда мы овладеем позицией. Никто не узнает об этом, так как вести не доходят до Петербурга, и нам останется только приобрести нескольких сообщников в гвардейских казармах, которые готовят заговор в войске; после этого мы ночью отвезем туда освобожденного узника, и в несколько минут он будет восстановлен в своих царских правах, а нам достанется высшая власть в государстве.

— Ты бредишь, — сказал Ушаков, — да, ты бредишь!.. И все-таки, — продолжал он, склонив голову, — ты, может быть, и прав, все может произойти так, как ты говоришь, если нам улыбнется счастье. Но подумай, Василий, дорога к успеху проходит так близко от эшафота!

— Лучше умереть на плахе, чем сгинуть в нищете и ничтожестве, я имею мужество не бояться эшафота… Если ты хочешь последовать за мною, то прямо и смело пойдешь на это дело; если же ты колеблешься, то я пойду один или найду других единомышленников!..

— Хорошо, — сжал его руку Ушаков, — я согласен, Василий! Обдумай этот план, а я последую за тобою… Ты задумал это грандиозное предприятие, и ты должен быть его руководителем.

Мирович открыл ящик стола и вынул из него крест искусной чеканной работы, украшенный драгоценными камнями.