Адъютант императрицы

— Первый, кто приветствовал меня как императора, кто вывел меня на свободу? — странно задумавшись, вполголоса проговорил он. — То не были вы: существовал когда-то сильный, большой человек, он был монахом из монастыря Святого Александра Невского, он часто рассказывал мне о князе. Сила его руки была так велика, что, когда мы боролись с ним, он подбрасывал меня, как ребенка; и все же этот монах был дивно кроток и добр, благочестив и верен… И он также приветствовал меня как императора, и дважды выводил меня на свободу, но тем не менее я не достиг ее. Однажды он увел меня широкими снежными полями, однако концом нашего путешествия была лишь новая тюрьма. Во второй раз он привел меня в огромный город; я видел перед собою храм и через его двери блистающий алтарь, и высокий пастырь шел мне навстречу; я уже думал, что могу протянуть руку к короне, которая была сорвана с моей головы, но тут адские силы снова обрели свою мощь, снова надели на меня оковы и снова вернули меня в эту тюрьму… Когда я в первый раз вышел на свободу, это стоило жизни моей Нади, которая уже здесь, на земле, была ангелом и которой теперь по временам приходится спускаться от престола Божьего, чтобы утешить меня в моих страданиях; а во второй раз, когда я уже почти добился свободы, пал сам отец Филарет, я видел, как он упал, обливаясь кровью, в то время как солдаты увлекли меня… И с тех пор я уже никогда не видел его; он так же, как и моя Надя, у престола Всевышнего.

Голос Иоанна Антоновича становился все глуше; он судорожно сжимал подлокотники кресла; его глаза помутнели и, казалось, остыли.

Старый солдат стоял возле Иоанна Антоновича, расставив руки, как будто намеревался поддержать его.

Мирович испуганно вскочил и поспешил к ним. Дряхлый старик не мог удержать покачнувшегося гиганта.

— О, ваша милость, — жалобно произнес старый Полозков, — что вы наделали, зачем вы снова вызвали в нем ужасные воспоминания прошлого? Его припадок, которому он так давно не подвергался, снова наступит. О, это ужасно, это ужасно!

— Нет, старина, нет! Этого не будет, и этого не должно быть! Долой воспоминания прошлого! — воскликнул Мирович, нагибаясь к уху Иоанна Антоновича. — Прошлое — мрак и тьма, будущее — ясно и блестяще; оно полно вашей власти и величия. Отвернитесь от прошлого и направьте свой взор в освещенное солнцем будущее, если только хотите, если у вас есть мужество протянуть свою руку за короной, чтобы сорвать ее с недостойной головы.

Слова молодого офицера, по–видимому, пришлись по душе Иоанну Антоновичу, но он ничего не ответил, даже не посмотрел на него; он только медленно поднялся с кресла, раскинул руки, поднял вверх свой взор, и словно какое-то сияние осветило и преобразило его лицо.

— Да, да, ты говоришь правду, — тихим голосом произнес он, — я вижу тебя, моя Надя! Уже давно ты не спускалась ко мне со своих светлых высот… Ты улыбаешься мне, ты протягиваешь в своей руке навстречу мне пальмовую ветвь, и в облаках над тобою реет сияющая корона. Да, да, на этот раз я достигну цели, на этот раз мне улыбается победа.

Некоторое время он стоял таким образом — с раскинутыми руками и сияющим взором; старик Полозков сложил руки и тихо молился; Мирович робко и напряженно смотрел на богатырскую фигуру узника, которая в этот миг, казалось, была напитана неземным огнем.

Наконец Иоанн Антонович опустил руки и покачал головою, как бы пробудившись от сна; его взор прояснился, и с величавым видом, как будто он всю жизнь провел на престоле, он произнес:

— Василий Мирович, так назвали вы себя, я верю и доверяюсь вам, так как увидел в руке ангела пальму победы и корону, сиявшую мне из светлой заоблачной дали. Василий Мирович, ваше имя навеки крепко врежется в моем уме и в моем сердце, и я клянусь вам всем святым, клянусь именем ангела, который с обетованием склонился ко мне, что, если ваш замысел удается, ваше имя будет первым в моем государстве и ни пред кем в обширной России, кроме самого императора, вы не склоните своей головы, Василий Мирович… Запечатлей в своей памяти, Вячеслав Михайлович, это имя, проси у Господа Бога, чтобы Он благословил его и чтобы Он дозволил тебе увидеть освободителя пленного императора первым на ступенях моего трона!..

Мирович снова упал перед Иоанном Антоновичем на колени; он прижал к груди свои руки; в его глазах сверкала надежда.

Но старик Полозков лишь печально покачал головой.

— Ах, ваша милость, — сказал он, — зачем вы заговорили о том, что никто на свете не может привести в исполнение? Взгляните на эти стены, на эти решетки, подумайте о солдатах за этими стенами, о тысячах, о сотнях тысяч тех, которые покорны одному знаку Екатерины Алексеевны!.. Зачем вы лишаете мирного покоя этого бедняка, который и так уже много выстрадал?