Адъютант императрицы

«Этот человек опасен, – подумал Орлов по уходе Ушакова, – и – что еще хуже – он знает, насколько он опасен; уже теперь в его словах звучит плохо скрытая строптивость. Надо сломать орудие, которое служило для сокровенных целей – так гласит старинное правило мудрости, и в особенности необходимо это сделать, если орудие начинает рассуждать самостоятельно и ценить свои собственные заслуги. Тем не менее, я удачно выбрал себе пособника; все складывается так, как я желаю, и вскоре неблагодарная императрица узнает, что могучая рука Орлова одна в состоянии защитить ее трон, что я один охраняю ее от всякой надвигающейся опасности. Она ужаснется, когда узнает о том, что здесь происходит; она и теперь содрогается в глубине души при мысли о Пугачеве, который так превосходно играет свою роль; к тому же и турки угрожают ее границам, и она, трепеща, будет принуждена вернуться под мое покровительство!.. Предоставляю ей затем искать каких угодно суетных развлечений, но этот заносчивый Потемкин в назидание всякому, кто осмелится стать на моем пути, будет низвержен в прах, подобно дерзкому мотыльку, спалившему на огне свои крылья. Я же на вершине могущества и власти буду наслаждаться счастьем в объятьях прелестной Аделины, которая скоро забудет своего ничтожного Мировича, когда всесильная рука русского вельможи положить к ее ногам роскошнейшие дары Европы и Азии».

Он кликнул своего камердинера и приказал:

– Позвать ко мне Ваньку Михайлова!..

Камердинер послал лакея в задний флигель дворца и вскоре тот возвратился в сопровождении плотного, коренастого человека, одетого в кафтан и высокие сапоги до колен. Его волосы были коротко подрезаны на лбу, тогда как более длинный пряди покрывали виски и затылок; низкий лоб, широкие скулы и короткий, слегка вздернутый нос обнаруживали тип славянской расы на ее низших ступенях. Беспокойные глаза этого человека имели неприятное высматривающее выражение, его вид мог возбудить страх при встрече в уединенном месте, и даже здесь, во дворце князя, он, казалось, производил подобное же впечатление, так как все лакеи робко сторонились пред ним, хотя он смиренно кланялся каждому из них, издавая при этом неопределенный, своеобразный гортанный звук.

Его тотчас же ввели в кабинет Орлова и там он оставался довольно долго. Когда он затем возвращался коридорами во флигель дворца, слуги по-прежнему робко расступались пред ним, но в его глазах сверкала коварная злобная радость, и некоторые из служителей, которым он проходя низко кланялся, осеняли себя крестом, глядя ему вслед, так как Михайлов был начальником над теми безмолвными слугами, которых Орлов избирал себе из числа самых дерзких и отважных преступников.

Ушаков, выходя из дворца, оглянулся с мрачным и угрожающим видом и прошептал:

– Ты, князь, воображаешь, что я в твоей власти? Ну, нет! Я сам держу тебя в руках и скоро освобожусь от этих позорных оков, которые чуть не задушили меня и из которых я спасся лишь чудом или случаем.

Он шел медленно, погруженный в глубокое раздумье. Было необходимо известить обо всем Потемкина, согласно его приказанию, но, тем не менее, Ушакову казалось неосторожным открыто войти в Зимний дворец, так как Орлов, узнав об этом, мог бы изменить свои планы или отложить их исполнение и таким образом избежать опасности, которая висела над его головой.

Пока Ушаков в нерешительности размышлял о том, что ему делать, он почувствовал, что чья-то рука легла на его плечо, и, быстро обернувшись, увидел Петра Севастьяновича Фирулькина, который необыкновенно любезно приветствовал его и произнес:

– Я должен попросить у вас извинения за то, что в прошлый раз был недостаточно вежлив с вами; я подозревал вас в одном деле, но теперь убедился в неосновательности своих предположений и потому прошу вас зайти на минуту ко мне в дом и выпить стакан вина в знак доброй дружбы; в моем магазине есть много прекрасных вещей, пригодных для господ офицеров, и я не дорого возьму с вас, чтобы загладить свою вину пред вами.

Ушаков был немало изумлен этою внезапною переменой в обращении Фирулькина и намеревался холодно отклонить его приглашение. Но старик наклонился к нему и, не изменяя непринужденного выражения лица, шепотом произнес:

– Пойдемте со мною, сударь! Генерал-адъютант Потемкин приказал мне привести вас к нему.

Ушаков испугался. Он знал, что Фирулькин – не что иное, как креатура Орлова; неужели ему угрожала западня?

– Пойдемте, пойдемте! – торопил его Фирулькин. – Не вздумайте отговариваться!.. Григорий Александрович ожидает вас.

Ушаков решился последовать за стариком, успокоив себя тем, что никакая серьезная опасность не могла угрожать ему в этом доме; к тому же он настолько полагался на свое самообладание, что даже в случае западни не боялся обмолвиться каким-нибудь неосторожным словом.

Фирулькин быстро увлек его за собою, громко рассказывая о различном превосходного качества оружии, которое он выписал через своих агентов и намеревался продать ему за недорогую цену.