Адъютант императрицы

На всех этих больших празднествах, как и в тесном кругу своих, приближенных, императрица выказывала по отношению к каждому самую любезную приветливость. На этих больших общедоступных собраниях она свободно и непринужденно расхаживала среди по большей части незнакомой ей публики, с благосклонной снисходительностью обращалась к некоторым из граждан, спрашивала их имена, интересовалась их делами и даже Потемкин, который был постоянно вблизи нее, в ожидании приказаний, при подобных обходах должен был следовать в порядочном отдалении за нею, чтобы никоим образом не мешать свободному доступу к ней ее гостей, толпа которых то приливала к ней, то снова убывала. Лицо государыни сияло беспечным весельем, ее разговор был оживленнее, чем когда бы то ни было; к тому же она умела с одинаковым мастерством и уверенностью сказать какому-нибудь ремесленнику грубое и крепкое словцо на русском языке и соперничать с Дидро в остроумных афоризмах и тонкой игре слов.

В то время не было ни телеграфа, ни прессы и никто не осмеливался распространять неблагоприятные вести по императорской почте; поэтому население Петербурга и не подозревало ничего об опасном положении Румянцева на турецких границах, равно как о возраставшей опасности, которою угрожал из яицких степей Пугачевский бунт; тем более, что солидные коммерсанты, получавшие через своих агентов случайные вести из южных областей империи, остерегались говорить о них.

Несмотря на это внешнее веселое спокойствие, императрица испытывала боязливое беспокойство и томилась под гнетом забот; ей необходима была вся ее чрезвычайная сила воли, чтобы удержать улыбку на своих губах и гордую самоуверенность во взоре, так как в действительности ее положение было плохо и довольно опасно, и никто так ясно, как она сама, не сознавал той опасности, которая угрожала ее невидимому непоколебимому могуществу и ее влиянию при всех европейских дворах. Если бы Румянцев был разбит или ему пришлось отступить пред превосходящими его силами турок, если бы он не одержал решительной победы и не добился заранее намеченных условий мира, то рассеялся бы ореол русского оружия на Востоке и Екатерина Алексеевна была бы вынуждена отказаться от Польши. Это грозило бы ей уничтожением всех ее смелых планов относительно присоединения польских провинций и учреждения продолжительного протектората над Речью Посполитой. Угроза этому уже существовала: достаточно было одного ухода войск, которые Салтыков повел к турецким границам, и враги России вздохнули и напрягли все свои силы против ее гнета. Но раз русская политика сделала бы такой решительный шаг назад, то с ее влиянием в Европе, основанным на страхе пред нею, уже было бы покончено; не было сомнения, что король прусский предусмотрительно отступит, что Австрия, едва скрывавшая свою вражду и зависть, присоединится к Франции и что Англия потребует в качестве вознаграждения за свой союз значительных привилегий в русской торговле.